Вечная мерзлота

Садур Нина

— Я открываю глаза! — радостно крикнула жена.

А Гаврилюк как раз в это время стоял на виду со своим возбужденным лютиком. Желтенькие лепестки его блестели, а серединка была пушистенькой. Гаврилюка осенило! Он даже засмеялся! Он с нежностью посмотрел на свой такой необычный теперь член. «Хуйчик мой!» — ласково прошептал Гаврилюк и сел жопой на горло жене. Слегка синея, та прохрипела: «Можно?» Имея в виду, можно ли открыть глаза. Но Гаврилюк ничего ей не сказал. Он быстро ткнул своим лютиком вначале в левый, а потом в правый глаз жены. И она ослепла! Ведь лютик, это ни что иное, как «куриная слепота»!

После этого Гаврилюк прополз по жене в самый низ ее и выковырнул огурец, не забыв ковырнуть ей клитор. Отчего пизда заулыбалась, а Гаврилюк уселся на пухлый, большой живот жены, как на перину и стал с хрустом поедать огурец. И в то же время пощелкивать по пизде и пощипывать волоски окрест ея. Жена, которая долго терпела, сказала напряженным голосом:

— Если это «по-новому», то мне не нравится.

— Молчи, тварь! — сказал Гаврилюк дерзко и совершенно не сексуально.

А она сказала:

— Гаврилюк, а знаешь, а ведь я ослепла.

— Черт с тобой! — легкомысленно отмахнулся Гаврилюк и доел огурец. — Писюлечка-то твоя не ослепла. Все ведь дело-то у тебя вот здесь, в писюлечке в твоей мокренькой, а голову твою кудрявую можно совсем оторвать.

— Я головой ем, — возразила жена. — Я ею улыбаюсь.

— Мне твоя ямка нужна, а не улыбки твои идиотские! — парировал Гаврилюк.

Но ссать хотелось так, что искры сыпались из глаз. Гаврилюк вспомнил одного старика, который перестал мочиться из-за своих каких-то принципов. Но моча ушла старику в спину, в подкожный жир и старик просто умер. Гаврилюк понял, что уже никогда и жизни, ни разу ему не удастся отлить, и за это он решил наказать жену. Он схватил краковскую колбасу и вонзил ей в жопу.

— Что это у тебя член такой кривой сегодня? — закричала жена.

А Гаврилюк выдернул колбасу и снова вонзил в прямую кишку супруги.

— Вот тебе! Вот тебе! — бормотал Гаврилюк, проталкивая колбасу не только взад-вперед, но и из стороны в сторону. Видя, что жена затихла и стала напряженно кряхтеть, Гаврилюк подумал: «Ну нет, милая, ты думаешь, что сношаешься, тебе хорошо, а мне — даже не отлить!»

И Гаврилюк выхватил колбасу из жениной жопы и стал громко ее поедать.

— Ты вроде как что-то ешь? — удивилась жена.

— Член ем, — с полным ртом ответил Гаврилюк. — Алена, где мой шейный платок?

— Который? Зеленый?

— Зеленый.

— Я его застирала, Виктор, он же шейный платок, а не носовой… А если ты член съешь, чем же ты меня любить-то будешь?

— Любить! Любить! — передразнил Гаврилюк. — Все это женские штучки, выдумки! Нету никакой любви? На вот, покушай! — И Гаврилюк сунул ей откусить от колбасы.

— Довольно вкусно, — сказала жена. — Но ты не прав. Любовь есть!

А Гаврилюк сказал:

— Скажи, у тебя жопа пахучая?

— Так ты меня колбасой любил? — догадалась жена.

— А чем же? — отозвался Гаврилюк. — Не цветком же?

— Можно, я пукну? — спросила жена.

— Да хоть какни! — огрызнулся Гаврилюк.

А когда жена длинно пернула, сказал «фу-у» и помахал ладошкой у носа.

И вдруг Гаврилюк задумался. Он сидел на жене, которая пердела и пердела, как ржавый пулемет и поражался однообразию природы. Ведь он был женат не на всей жене, не на башке ее, не на животе и даже не на жопе. Гаврилюк был женат на пожилой писище с синевато-дряблыми

внешними губами и большим приятным клитором. И поразился Гаврилюк — природа так однообразно создала половые органы, а сколько возни вокруг них! Крику прям на весь мир! Почему же природа-то создала лица более менее разные у людей, а главное — половые-то органы одинаковые? Нет, конечно, они тоже все разные, но по сути — одинаковые. Вот, например, у Гаврилюка вместо члена цветок. Необыкновенно? Очень. Что, наградят его за это? Президент похвалит? Руку пожмет? Орден даст? Нет же. Посадят. Отрубят. Скосят! А ведь его на семена надо. Поливать! Ему солнце нужно! Пчелы. Вот, например, член на солнце не выставишь — враз арестуют, а лютик — пожалуйста! Цветку нужен солнечный свет, а члену тьма и духота влагалища. «Разведусь!» — понял Гаврилюк.

А тут жена, словно угадав его мысли, говорит:

— Гаврилюк, дай мне, пожалуйста, твой членчик пососать.

— Зачем? — сказал Гаврилюк.

— Я прямо не могу, — как хочу, — пожаловалась жена. — Обожаю миньет. Не веришь, нет? А мне ведь скоро на работу. У нас заседание феминисток.

— Ебал я твоих феминисток, — огрызнулся Гаврилюк. — А член я тебе пососать не дам.

— Почему? — удивилась жена.

Потому что он у меня цветок! — признался Гаврилюк.

Он у тебя птенчик и котенок, — засмеялась жена.

А Гаврилюк сказал:

— Дура, ты Алена! Ты ведь уже и ослепла, и руки-ноги у тебя затекли в путах, а все ждешь, когда тебя трахнут! Ну разве можно быть такой нимфоманкой! Ведь вот у тебя и ноги колесом, хотя писька у тебя кудрявая, я не спорю, да ведь у меня-то, правда, цветок! Цветок у меня желтенький на месте привычного органа!

— Покажи, — сказала жена.

— Как же я тебе покажу, когда ты слепая! — удивился Гаврилюк.

— Тогда дай потрогать, — настаивала жена.

— Ты же привязана! — отвечал Гаврилюк.

— Ну так понюхать дай! раз он у тебя цветок! — догадалась жена.

И Гаврилюк пополз по ней, чтоб ткнуться лютиком ей в ноздрю. Да так полз, что зацепился и оторвал себе весь лютик. Под чистую. Под самый корень. Тут же на пустом месте между яиц политолога выскочил привычный член, и Гаврилюк стал сладострастно ссать!

Наконец-то он ссал, опорожняя измученный мочевой пузырь. Он ссал прямо на смеющуюся супругу и кричал от счастья, и пел «Куплеты Мефистофеля».

Пьесы

Красный парадиз

Пьеса в 1 акте

Действующие лица:

Таиса.

Володя.

Толя.

Хозяин осла.

Действие происходит в городе Судаке и в Генуэзской крепости Солдайя.

Таиса (Поет). «Летит эскдрилья сдалека, под нею раскинулась мгла. Но волны взмахнулись высоко, и тайну пучина взяла. Все тихо на море на синем, но летчиков нет и машин. В воде уже краска бензина, и в небе безумная синь. Искали их долго, упорно, но нету нигде их, нигде. Сокрытая тайна молчала, молчит и сейчас, и везде».