Вечная мерзлота
Шрифт:
Грушницкий с Печориным дерутся.
Печорин (с разбитым носом). Дует ветер озорной лает пес Буянка едут с горки ледяной голубые санки. Санки сделал старый дед маленькому Ване. Старый дед пришел смотреть, как несутся сани.
Вбегают Мери и Вера.
Капитан. Запрещается (кидает в них камнями.)
Все
Мери. Обоих нет? Но я стреляла в Печорина.
Вера. Я тоже.
Мери. Так я убила его?
Вера. Почему это ты?
Капитан меж тем подполз к бездне, взревел.
Капитан. Один!
Мери и Вера. Кто?
Капитан. Грушницкий. Вашего нету. Нигде.
Вернер. Позвольте. (Заглядывает в бездну, с ним заглядывает Мери.)
Мери (Вернеру). Смерть непотребна.
Вернер. Я знаю, княжна!
Капитан. Куда сбежал второй?
Вера. О, да! Я вспомнила! Пока я целилась — черная когтистая птица унесла его.
Капитан. Вы шельмуете, дама! Сбежал второй-то!
Вера. Нет, я не шельмую. Я видела в детстве в книге у папы, в кабинете, это такие доисторические птицы, что даже человека еще не было, а они уже были, и у них были зубы и крылья с когтями и перепонками. В точности такая птица унесла его, я видела.
Мери. Доктор, что непотребнее, смерть или страсть?
Вернер. Это алгебраическая задача, княжна.
Вползает муж Веры.
Князь. Вера! Держись! Я тут! (Стреляет из чего-то.)
Вера. Его убили! Его убили! Его унесла черная птица!
Князь. Какой ужас. Кого?
Вера. Печорина. Знай же! Я всегда любила его, я погибла, мне все равно. Я всегда была его любовницей, еще тебя на свете не было. Никого не было, а я была с ним, только он и я. И сюда, знай, я приехала за ним!
Князь. Блядь! Разорю! Дотла! Прогоню! Босиком по снегу! И мальчика твоего не в лицей, а босиком по снегу, и в ручонку ему кто-то положит хлеба. Тьфу, черт… и вместо хлеба положил в его протянутую руку… забыл что… ты блядь.
Доктор. Вам срочно нужно в постель. Горячего молока и лечь. (Остальным.) А с вами позже.
Князь. Забыл, что в его пухлую озябшую ручонку положили…
Вера. Камень.
Князь. Мерзавцы. Жестокий,
Капитан плачет.
Мери. Вера, мы все сделали правильно. Просто тело куда-то завалилось.
Вера. Ты не успела. Он не умер. Такая древняя птица из папиной книги. Я видела.
Тропа на Кавказе.
М. М, Бела, Казбич, Печорин.
Позже внизу «водяное общество».
М. М. Эх, Григорий Александрович, я ведь знал, что ты вернешься.
Печорин. Отчего же? Впрочем, да, здесь волнует по-прежнему. Эта та самая тропа?
М. М. Другая. Я тебя веду, брат ты мой, счастье тебе показать, такой покажу свет, поверишь ли, я, дубовый старик, всякий раз на колени падаю.
Печорин. Что за свет такой, М. М.?
М. М. Здесь, по капризу природы случается порой такой свет на Эльборусе, когда солнце воюет со снегом, и оба они — с целым небом! Эх, не умею сказать, прости!
Печорин. Напротив, образно. Успеваем ли?
М. М. По всем приметам успеваем. Можно и лошадей не гнать. Вишь — вот оно!
Печорин. Что?
М. М. Кавказ — говорю.
Печорин. Красиво.
М. М. Все ждал, все думал — свидимся, Григорий Александрович.
Печорин. Отчего такая уверенность?
М. М. Как! Ведь мы с тобой старинные друзья. Этого уж не вычеркнешь. Да, брат, где Печорин, там и Максим Максимыч.
Печорин. Я тронут, дорогой Максим Максимыч. Я и сам вспоминал вас сердечно. Что это?
Впереди раскрылся блистающий шатер.
М. М. Сбились! Не то это! Не туда нам! С тропы сбились. Григорий Александрович, побойтесь Бога, это ихняя птичья жизнь, стороной проходи!
Печорин (входя в шатер). Здравствуй, красавица!
Бела (через его плечо). Здравствуй, Максим Максимыч!
М. М. Эх, дочка, Бела, здравствуй, голубка!
Бела. Гяура привел?
М. М. Гостя, друга моего закадычного.
Печорин. Печорин.
Бела. Печорин.
М. М. Видать, с дороги сбились. Прости, дочка. Григорий Александрович, она совсем ребенок, а у меня, ты не поверишь, детей-то и нет.
Печорин. Какая дикая несказанная красота.
М. М. Ехать бы нам, а то пропустим мы свой свет над Эльборусом.