Вечная ночь
Шрифт:
Ей снились кошмары. Она постоянно слушала его песни, привыкла к ним и вроде бы пропускала все мимо ушей. Но что-то оседало в мозговых извилинах, как ржавчина в старых водопроводных трубах. Ей снилось, как Ваз делает то, о чем поет. Душит, режет, насилует, пьет кровь, раскапывает могилы.
Наяву она искренне возмущалась людьми, которые критиковали его творчество, называла их бездарными завистниками. Во сне кошмары, придуманные Вазелином, оживали. Она видела Ваза с топором, с электрическим ножом, окровавленным ртом, с выпученными глазами,
Наташа взяла бритву двумя пальцами, завернула в газету, выбросила в помойное ведро. И тут позвонил продюсер Бориска, сказал, что придется арендовать новую студию, подешевле, что презентацию книги стихов Ваза никто спонсировать не хочет, и вообще – труба, хуже некуда. Он пытался пробить интервью в нескольких глянцевых журналах, но не удалось. Ваз перестает быть брендом, надо что-то делать.
– Почему не удалось? – удивилась Наташа. – Вот сейчас как раз он сидит в кафе. Дает интервью.
– Кому?
Наташа рассказала о корреспонденте, гордо и слегка язвительно сообщила, что он сам подошел к Вазу после концерта и будет шикарный разворот, с фотографиями, бесплатно, без всяких Борискиных хлопот.
– Этого не может быть, – сказал Бориска, – я только что получил от них отлуп. Они, конечно, обещали, но не раньше осени. Либо надо напрямую, за бабки, а у нас сейчас голяк. Слушай, а как фамилия этого корреспондента?
– Не знаю. Зовут Антон. Фамилию мы с Вазом не спрашивали.
– Где, говоришь, они сидят? – тревожно спросил Бориска.
– Да близко, в кафе, через квартал отсюда.
– Черт. А я думаю, чего у него мобильник выключен?
– Ну да, он во время интервью всегда выключает. – Наташе мгновенно передалась Борискина тревога.
Не случайно, когда Вазелин уходил, она попросила его проверить удостоверение у корреспондента. Это мог быть кто угодно. К Вазелину иногда приходили под видом журналистов всякие психи, фанаты или, наоборот, ненавистники, борцы за честь русской поэзии и песенного искусства. Неизвестно, кто хуже. Среди фанатов попадались фетишисты. Они отрывали пуговицы от одежды, воровали нижнее белье, грязные носки. Один такой, вполне нормальный с виду, стянул у Ваза дорогие часы прямо с руки, другой вообще вцепился в волосы, выдрал клок.
Ненавистники могли спровоцировать Ваза на драку, оскорбить, ударить, плеснуть чем-нибудь в лицо. Но больше всего и Бориска, и Наташа боялись мелких уголовников, торговцев наркотиками. Среди публики Вазелина полно наркоманов, и торговцы клубились стаями. В некоторых клубах был жесткий контроль, пронести большое количество колес, порошка или промокашек не удавалось. Торговцы просили помочь, спрятать дурь куда-нибудь в аппаратуру, предлагали приличные деньги. Для них, торговцев, это все равно было дешевле, чем подмазывать охрану и администрацию клуба.
– Знаешь что, Наташка, дуй-ка ты туда, в кафе, – сказал Бориска.
Наташу
Глава двадцать шестая
Повезло. Ключи от машины оказались в кармане пиджака, можно было не заходить домой. Зацепа не вынес бы сейчас вопросов Зои, даже одного вида ее не вынес бы.
Из кафе он сразу пошел в гараж, с нераспечатанным конвертом в руке. Сел в машину. Бросил конверт на сиденье. В голове у него звучал высокий неприятный смех Гроша.
Ты – один из нас. Просто не надо терять голову, распускать сопли, становиться сентиментальным и выдумывать высокие чувства там, где происходит обычная сделка.
Несколько минут он сидел в машине, тупо глядя перед собой.
«Я – один из них. Я такой же, как Грош, только он по-тихому оттягивается с разными мальчиками, а я покупал себе одну девочку. Я очень сильно к ней привязался и теперь не могу без нее жить. Сколько раз я всерьез думал дождаться ее совершеннолетия, развестись с Зоей, жениться на Жене и уехать с ней навсегда, куда-нибудь к теплому морю, в Грецию, в Испанию. Я знал, что этого никогда не будет, что каждое очередное наше свидание может оказаться последним».
Декорации рухнули, но небо не стало небом, вместо него был низкий серый потолок, в подтеках, трещинах и клочьях паутины. Вместо солнца болталась на кривом проводе голая пыльная лампочка, и Зацепа понял, что теперь так будет всегда. Мир для него останется мертвым и невыносимо скучным.
– Декорации рухнули, – бормотал он и крутил тонкое обручальное кольцо на безымянном пальце, – вокруг только грязь, я валяюсь под обломками, пытаюсь выбраться. Грош, любитель многих маленьких мальчиков, протягивает мне, любителю одной маленькой девочки, крепкую дружескую руку помощи.
Трель мобильника привела его в чувство. На дисплее он увидел номер своей приемной.
– Николай Николаевич, доброе утро. Тут следователь из ГУВД, – тихо и несколько смущенно сообщила секретарша.
– Следователь? Интересно, по какому вопросу?
– Он сказал, что ему необходимо с вами поговорить.
– Он что, уже сидит у тебя в приемной?
– Нет. Он на параллельной трубке. Спрашивает, когда вам удобно, чтобы он подъехал.
– Как его фамилия?
– Соловьев Дмитрий Владимирович.
– Что у нас на утро, на ближайшие полтора часа?
– Ничего, Николай Николаевич. Вы сказали, что будете сегодня только к одиннадцати.
– Ладно, передай ему, пусть подъезжает через полчаса.
Зацепа убрал телефон. Визит следователя не вызвал у него никаких эмоций, ни тревоги, ни даже любопытства. Ему было лень думать, с чем это может быть связано. После разговора с Грошем на него напала неодолимая апатия. Хотелось забиться в угол, под одеяло, спрятаться, накрыться с головой, чтобы все отстали, чтобы рядом была только Женя, и никого больше.