Вечная ночь
Шрифт:
– Николо Кастрони, – взвизгнуло внутреннее нечто, на мгновение опомнившись.
– Как? – Грош захохотал. – Вот класс! Слушай, Коля, у тебя, оказывается, неплохое чувство юмора. «Кастрони» – это ведь лучший магазин деликатесов в Риме. И малышка тебе верила?
– Да… кажется, да. Я не понимаю, Мотя. Прости, я не понимаю, что происходит? К чему все эти вопросы?
– Потерпи еще немного. Скоро объясню. Вспоминай, что ты ей дарил?
– Ничего. То есть я покупал ей одежду, давал деньги.
У Зацепы кружилась голова. Он так и не притронулся ни к кофе, ни к булочкам. Сердце
– Значит, ты уверен, что никак не наследил за эти два года?
– Не знаю. Я, собственно, потому и обратился к тебе, Мотя, чтобы ты это проверил.
Грош помолчал, наконец произнес:
– Ну, ладно. Я постараюсь довести свою работу до конца. – Он взял мобильник, набрал номер, проворчал: – Черт, они там что, уснули? Да! Ну? Понятно. Молодец. Ты все сделала правильно. Паспорт держи пока у себя, выясни, что там, по адресу прописки… Правда, что ли? Двадцать два года? Интересно… Ладно, я сам подъеду, поговорю с ней. Когда? Через час-полтора. У меня еще дела.
– С кем – с ней? – спросил Зацепа, когда Грош убрал телефон.
– С девкой, которая в квартире. – Грош встал, вытащил бумажник, бросил на стол несколько купюр. – Все, Коля, прости, мне пора.
– Подожди, кому двадцать два года? Они сказали, ей на вид не больше четырнадцати.
– Так это на вид. – Грош криво ухмыльнулся.
– Погоди, Мотя, а с ним, с этим ублюдком, что вы собираетесь делать?
– А что бы ты хотел, Коля? Чего бы ты ему пожелал, нашему гордому одинокому другу? Долгих лет жизни? Ладно, все, давай, я позвоню.
Он направился к выходу, но вдруг остановился, оглянулся, несколько секунд странно смотрел на Зацепу. Потом открыл портфель, достал небольшой конверт из плотной бумаги, вернулся и положил на стол перед Николаем Николаевичем.
– Открой и посмотри потом. Но не сейчас, не здесь.
– Что это?
– Я сказал, потом, и желательно, чтобы рядом никого не было. Как только посмотришь, звони. Ты понял?
Грош быстро вышел. Конверт был заклеен. Зацепа хотел надорвать, но подошла официантка.
Глава двадцать пятая
Марк сидел в коридоре на банкетке. Мимо плыли тени, бормотали, хныкали. Воняло нестерпимо. Было тоскливо и душно. К больным приходили родственники. Женщины с пакетами с едой и чистым бельем. Только женщины, ни одного мужчины. Марк вдруг подумал, что в женских отделениях посетителей должно быть значительно меньше, и тоже в основном женщины. Матери, дочери, сестры.
Комнатой свиданий между завтраком и обедом служила столовая. В открытую дверь без конца заглядывали те, к кому никто не пришел. Дежурная сестра лениво гнала их от двери, но некоторым удавалось проскользнуть внутрь и выходили они обязательно с добычей, с конфеткой, с апельсиновой долькой.
Марк не особенно испугался, когда доктор сказала про «укол правды». Что-то он слышал о таких штуках, где-то читал. Амитал-кофеиновое растормаживание. Под воздействием препарата человек на некоторое время теряет контроль над собой, окружающие кажутся лучшими друзьями, благожелательными, милыми, хочется говорить, говорить. Ну что ж, больной
Их проблема в том, что слишком маленькая доза растормаживает недостаточно, а слишком большая вызывает обморочный сон. Найти оптимальный вариант сложно, даже опытные специалисты ошибаются. Да и вообще, вряд ли дело дойдет до укола.
Здесь сумасшедший дом, не только в прямом, но и в переносном смысле. Врачей, медсестер, санитаров явно не хватает, зарплаты маленькие, работать никому неохота, всем все по фигу, и пока фрау доктор вспомнит о нем, о неизвестном больном, которого считает здоровым, он просто смотается отсюда, и все дела.
«Да, пожалуй, пора сматываться, – думал он, с тоской оглядывая облезлые стены гнусного цвета хаки, психов в пижамах, – я больше не могу. Пошутили, и хватит. Надо уходить. Но как? Сказать, что я все вспомнил, выздоровел? Отпустите меня домой, фрау доктор. Спасибо за гостеприимство. Да, пожалуй, других вариантов нет. Уйти по-тихому вряд ли получится. Одежда заперта в кладовке. Нет ни денег, ни телефона. Нет даже ключей ни от одной из квартир. В любом случае сначала надо связаться с Икой, узнать, что там, во внешнем мире, происходит. Вдруг они все-таки выследили одну из квартир? Будет глупо, если я высунусь отсюда, а они меня сразу сцапают, и все мои страдания окажутся напрасными».
В коридоре появилась пара посетителей. Крупная сочная блондинка в короткой кожаной юбке, в сапогах со стразами. Высоченные тонкие шпильки цокали по плитке. Позади семенил бесцветный мужичок в скучном костюме, в галстуке, с кейсом. В блондинке Марк узнал Наташку, жену старика Никонова, она была в точности как на цветной фотографии, даже еще привлекательней.
Из своего кабинета появилась фрау доктор, увидела Наташку и направилась к ней.
– Здравствуйте, Ольга Юрьевна! – Наташка растянула губы в сладкой улыбке. – А мы к вам. Это вот нотариус, мы с вами договаривались, насчет завещания, помните?
– Здравствуйте, Наталья Ивановна. К сожалению, сегодня ничего не получится. Павлу Андреевичу стало хуже.
Улыбка на лице Наташки превратилась в гримасу. Нотариус почему-то вжал голову в плечи, словно опасался, что его сейчас ударят.
– Что случилось? – спросила Наташка.
– Ему стало хуже, – повторила доктор и взглянула на Марка.
Она только что его заметила. Он ей подмигнул.
– То есть вы хотите сказать, что Павел Андреевич на данный момент недееспособен? – встрял нотариус.
– Да. Вам лучше прийти через неделю. Извините, мне пора.
– Минуточку, – прошипела Наташка и преградила ей путь, – вы же говорили, он дееспособен, и даже собирались выписывать его.
Больные потихоньку стали собираться вокруг. Всем было интересно.
– Меня, меня выпишите! Я хочу домой! – крикнул тощий, маленький, лет сорока мужчинка в казенной пижаме. Марк знал, что в казенное одевали только тех, кого никто никогда не навещал.
– Ты, квазиморда, куда тебя выписывать? – Дородный старик в хорошем спортивном костюме хлопнул маленького по плечу. – У тебя никакого дома нет, ты бомж, квазиморда, тебя на Курском вокзале нашли.