Вечное пламя
Шрифт:
Потом наступила темнота, но рисунок отпечатался на сетчатке глаза, будто выжженный. И Лопухин, зажмурившись, дважды выстрелил в эту страшную тень.
Небесные великаны снова ударили в свои чудовищные ладони. От этого хлопка облака вспыхнули синим, а ушам стало больно от грохота.
Молния держалась в небе неестественно долго.
Иван увидел, как в нескольких метрах от него встает в полный рост человек – он узнал капитана. И тут же на него из кустов бросается черная тень. Огромными, невероятными шагами…
Капитан, как в тире, целится с вытянутой руки.
Стреляет.
Черная тень вздрагивает при каждом выстреле, но все же бежит вперед. Прыгает!
Еще один выстрел звучит уже глухо.
И небо гаснет.
Остается только гром. Темнота.
И наконец, словно дождавшись этого жуткого момента, с неба обрушивается поток холодной воды.
Иван, захлебываясь, оттащил немца в сторону. Гроза ушла дальше, гром теперь звучал тише, словно через вату. Света молний едва хватало, чтобы разглядеть большую поляну, на которой все и произошло.
«Наган» плясал в руке Лопухина, будто живой.
Никого. Только струи дождя. Только шелест капель по листьям.
Пятясь, Иван вместе с доктором забрались под низкие ветви огромной ели. Тут было сухо. Лопухин приставил револьвер к голове немца:
– Du willst laufen? [5]
Немец отрицательно потряс головой.
– Ich werde t"oten. [6]
С этим доктор тоже согласился. Иван как мог стянул ему руки ремнем и выглянул наружу.
5
Хочешь бежать? (нем.)
6
Убью (нем.).
Тихо. Дождь.
Лопухин, дрожа, забрался обратно под еловые лапы. Так они сидели до утра.
31
Сначала загалдели птицы. Вдруг. Все разом. Казалось, что на краткий момент весь лес ожил, стряхнул ночные страхи и запел. Вокруг свистело и чирикало на разные голоса. На каждом дереве, в каждом кусте.
Иван вдруг понял, что ночная темнота рассеивается, через туман и сырость пробивается серенький, слабый, но все-таки свет.
К утру сырость пробрала до костей. Лопухин с доктором сидели прижавшись друг к другу, чтобы сохранить остатки тепла. Обоих бил озноб. Чтобы согреться, надо было двигаться. Однако что происходило за очень условной стеной из веток, они не знали. Всю ночь лил дождь, и за шорохом капель ничего не было слышно. Есть кто-то на поляне? Нет?..
Всю ночь Иван мучился страхом и желанием вылезти наружу. Там, за зеленой преградой из ветвей, могли быть его товарищи, которым нужна помощь. Может быть, кто-то ранен… Может быть, умирает…
Но там же могли быть и другие.
А еще в отряде ждали доктора.
И всю ночь Лопухин вслушивался в шелест дождя, готовый прийти на помощь… Лишь бы нашелся кто-нибудь, кому она была бы нужна.
Но нет. Только капли. И далекая-далекая гроза ворчала где-то за горизонтом. Уже не
Иван выбрался из-под ветвей, когда туман начал рассеиваться. Выволок за собой связанного доктора. Тот дрожал, ежился и щурился.
«Он же не видит ничего… – вспомнил Иван. – Без очков как без рук. Такой не убежит. По крайней мере, далеко».
– Stehe hier. [7]
Немец закивал часто-часто.
Иван достал «наган» и двинулся дальше.
Буквально через пару шагов он наткнулся на тело. Впившиеся в землю скрюченные пальцы. Черный мундир, намокший и потерявший форму. Светлые, почти белые волосы.
7
Стой здесь (нем.).
Лопухин вздрогнул. Попятился, выставив револьвер перед собой. Но человек был мертв. На его шее виднелась широкая резаная рана. Он полз до последнего, пока еще была кровь. Подтягивался на руках, цепляясь за траву длинными пальцами. Или…
Лопухин пригляделся. У мертвеца были длинные острые ногти, почти когти. На земле были видны борозды. Глубокие и страшные.
Иван не решился перевернуть мертвого на спину и осторожно обошел его стороной. Затем остановился, пораженный неожиданной мыслью.
Лопухин обернулся. Прикинул направление, в котором мог ползти мертвец. И похолодел.
До последней капли крови, пока жизнь не покинула его, фашист полз, впиваясь ногтями в землю, туда, где прятались Иван с доктором. В сторону ели…
Лопухин прошел несколько шагов и наткнулся на еще одно тело. Красноармеец. Иван подбежал, перевернул его и отшатнулся.
На него широко раскрытыми глазами смотрел Лукин. В руке боец сжимал нож.
– Спасибо… – прошептал Иван. – Спасибо тебе…
Он осторожно, вздрогнув от прикосновения к холодному телу, закрыл мертвому глаза.
Солнце поднималось выше и выше, разгоняя туман.
Лопухин сделал еще несколько шагов и замер. Впереди в редеющем тумане виднелась темная фигура. Человек стоял странно согнувшись, длинные руки свешивались почти до земли.
Иван прицелился и начал приближаться маленькими, осторожными шажками.
Подойдя ближе, Лопухин опустил оружие. Перед ним стоял немец. Винтовочный штык глубоко вошел ему в грудь, и труп стоял теперь, опираясь на убившее его оружие. Прикладом винтовка упиралась в землю. Там, откуда должен был выйти штык, мундир фашиста приподнялся, вздулся.
Немного поодаль лежал еще один красноармеец. С разорванной грудью. Перед тем как зажмуриться, Иван заметил торчащие осколки ребер и легкие… Ночной дождь смыл кровь. Но от этого смерть не сделалась чище…
Лопухин собрался с силами и вернулся к Лукину. Осторожно достал из кармашка его документы. То же самое сделал он и с другими пограничниками… Они все были мертвы.
Последним Иван нашел капитана. Тот лежал, придавленный к земле телом немца. Третьего по счету. Разжать руки «черного мундира», вцепившиеся капитану в горло, оказалось нелегко. Иван перевернул фашиста на спину и увидел лицо…