Вечные проблемы
Шрифт:
Меня уже мутило от всей это нелепицы, поскольку мало того, что меня занесло за миллион, если не больше, миль от работы, так все еще делали вид, словно я это нарочно, чтобы доставить им неприятности.
– Поэтому будьте любезны говорить по-английски, чтобы я мог вас понять. Ясно?
Аудитор не сводил с меня холодных серых глаз. С трудом, словно не привык объясняться словами, он произнес:
– Думаю, вы оказались здесь случайно. Это не ваша вина, но недоразумение должно быть устранено. Прошу следовать за мной.
Он заявил об этом, как о чем-то решенном, поэтому
– И вас тоже, - распорядился чиновник в синем.
– Но я должен...
– Нам понадобятся ваши показания. Прошу прощения, но это официальный приказ.
– Чего ради я плачу налоги, если вы, аудиторы, не можете справиться с такой ерундой?
Да Кампо явно начинал злиться, но аудитор взял его за плечо, подтолкнул, и тот поплелся впереди нас.
* * *
Мы поднялись на одном из эскалаторов и оказались под светом трех солнц - целых трех!
– светивших одновременно, отбрасывая три тени. Только теперь до меня дошло, как далеко я оказался, затерявшись за много миллионов миль от дома, и насколько скверно мое положение.
– Как далеко мы от Земли?
– спросил я.
– Примерно в шестидесяти тысячах световых лет, - равнодушно ответил аудитор.
Я судорожно вздохнул и застыл на месте.
– Но вы добираетесь сюда так быстро, словно это всего лишь в соседнем квартале! И живете, вроде бы, почти совсем как мы! Я ничего не понимаю!
– Не понимаете? А чего здесь понимать?
– раздраженно проворчал Да Кампо.
– Когда изобрели Пересадку, это позволило нам жить вне Дрексвилла. Но это почти ничем не отразилось на культуре. Чего ради ей меняться? Мы живем, как жили всегда, и в этом нет ничего ни странного, ни удивительного. По сути дела, - добавил он, покосившись на аудитора, - от этого порой одни заботы!
Он произнес это таким тоном, что мне стало совсем плохо. Я подумал о расстоянии, отделявшем меня от дома, попытался прикинуть, сколько же это в милях, но понял, что такие масштабы выходят за пределы моего воображения, и, попытавшись перевести их в земные термины, вспомнил, что ближайшая звезда находится в четырех световых годах от Земли. Потом мне в голову полезло нечто вроде: "Если все обертки от жевательной резинки в мире сложить в ряд, то они протянутся от Земли до..."
От таких мыслей мне стало еще хуже.
– Я хочу домой, - заявил я и почувствовал, что голос у меня прозвучал как у ребенка, но ничего не мог с этим поделать.
Аудитор и Да Кампо одновременно посмотрели на меня. Я попытался убедить себя, будто неверно прочитал то, что промелькнуло у них в глазах, но знал, что это не так. Я понял все правильно.
Они вывели меня на улицу - если это была улица - и посадили в каплеобразную машину с синей эмблемой, приткнувшуюся на стоянке. Машина помчалась по монорельсу, и через несколько секунд Станция осталась позади.
Мы мчались по городу, но, как ни странно, я не поражался ни фантастической архитектуре, ни проявлениям высокоразвиой науки, хотя свидетельств того и другого было вокруг предостаточно,
Я не глядел на них, поскольку впервые в жизни мог не тревожиться ни о работе, ни о расписании поездов, счетов, фетишистского отношения Шарлотты к пепельницам, ни о разных чертовых хлопотах, которые должен был взваливать на себя, чтобы заработать на жизнь. Никакой суеты и никакой ответственности.
Было необычно приятно откинуться на мягком сидении и просто-напросто прикрыть глаза, даже если в душе я и понимал, что попал в серьезные неприятности.
Мы ехали уже какое-то время, когда меня вдруг осенило.
– А почему мы не воспользовались переброской?
Аудитор рассеянно глядел в окно, но все же ответил:
– Слишком маленькое расстояние. Переброска рассчитана минимально на световой год.
– Ого!
– воскликнул я и снова почувствовал слабость.
Все получалось на удивление логично. И тут я вспомнил еще кое о чем.
– Послушайте, Да Кампо...
– начал я и тут же съежился от взгляда, которым он меня наградил.
– Я же сказал тебе, меня зовут Хельгорт Лаббула!
Аудитор глядел в окно и улыбался.
– Не могли бы вы мне кое-что объяснить?
– нерешительно продолжал я.
Да Кампо глубоко вздохнул.
– Спрашивай. Хуже, чем ты сделал, мне уже не будет. Я и так опаздываю на двадцать кил-боров.
– Что это было в вашем саду?
– Растение. А ты что подумал?
– Но...
Было заметно, что он борется с раздражением.
– Послушай, Уэллер, ты же разводишь всякие там розочкихризантемы, верно? Так почему я не могу посадить растение, которое мне нравится, в своем саду? Из-за того, что мне приходится жить на периферии, я вовсе не собираюсь превращаться в варвара.
– Все верно, - оглянулся аудитор, - но вас несколько раз предупреждали насчет выращивания местных растений на Пригородной Территории, когда вы подписывали документ на аренду земельного участка, не правда ли, Хельгорт?
Да Кампо побагровел.
– Да, но я считал, что у человека должно быть что-то...
– Он заставил себя замолчать и с гневом поглядел на меня.
– А почему мы ни разу не видели, чтобы из трубы вашего дома шел дым?
– Мы не пользуемся кретинским топливом вроде угля, газа или нефти.
Я не понял, но решил, что его ответ на следующий вопрос все прояснит.
– Почему вы никогда не появляетесь на людях, не жжете по вечерам свет, почему у вас всегда опущены шторы?
– Потому что внутри наш коттедж не похож на ваши. Это дачный домик в дрексвилльском стиле. Тесноватый, конечно, но из-за регламента, который установили вот эти, трудно рассчитывать на лучшее.
– Он бросил злобный взгляд на аудитора. У нас автономная система обогрева, запас продуктов и все такое прочее. Мы прячемся за шторами, чтобы вы не видели, какими устройствами мы пользуемся. Должен вам сказать, нам самим из-за этого неудобно, но в любом случае, лучше жить так, чем в этом сумасшедшем доме, - закончил он, махнув рукой в направлении города.