Вечные следы
Шрифт:
Любопытно, что в то же время русский консул в Чугучаке А. А. Татаринов, известный знаток Китая, настаивал на устройстве новых путей, ведущих в Западный Китай, через область Зайсана. Семипалатинский ташкентец Ибраим Амиров в 1857 году брался собственными средствами создать судоходство по Зайсану и Черному Иртышу, хотел построить пристань в устье реки Карабуга.
Сидоров просил ученых составить историческую карту всех путешествий, совершенных из глубин Китая к берегам Ледовитого океана. Он всюду высказывал убеждение, что устройство сообщения между Печорой и Обью придвинет многомиллионное население Китая к русскому Поморью. Срок путешествия в Китай сократился бы на двадцать пять дней.
Между прочим, Сидорову было известно по архивным данным, что русские ученые и ранее исследовали Полярный Урал, намечая направление канала Печора — Обь. Такую работу еще в 1806 году провел инженер Попов. Но та часть Уральского хребта, которую Попов избрал для прокладки канала, оказалась много выше уровня Оби и Печоры.
Лет через пять Ведомство водных коммуникаций составляло проект Румянцевского канала длиною в 150 верст. Он должен был пройти от Усы до Оби по реке Вайкар. Течение Вайкара отчетливо показано на «Карте Власова» 1857 года.
Сидоров знал, что в 1850 году над проектом канала Печора — Обь работал не кто иной, как генерал П. П. Аносов, великий русский металлург, открывший тайну булата.
Так перекликаются во времени события, дополняя друг друга. К этому надо прибавить, что Сидоров, исследуя лично путь по Вайкару, впоследствии нашел там медные руды и каменный уголь.
После путешествий по Туруханскому северу Михаил Сидоров появился на Печоре. До этого он начиная с 1860 года не раз посылал своих людей на Печору и Полярный Урал для поисков различных дорог в Сибирь. В 1864 году Сидоров странствовал по Усе и наметил два грунтовых пути на Обь. Особенно понравилось ему направление от села Оранец на Печоре до Ляпина, имеющего водную связь с Обью. В записях Сидорова мелькают упоминания об ижемцах Артеевых, сопровождавших его в походе по Полярному Уралу. Все места, посещенные Сидоровым в 60-х годах, были ранее этого нанесены на «Карту Власова» 1857 года.
Сидоров углубился в разработку планов постройки пристаней на Печоре, Оби, Иртыше, морских портов в устьях великих сибирских рек. Чтобы не обходить морем Ямал, решено было соорудить речной канал на Щучьей, близ мест, исследованных Артеевым. Тогда из Карского моря открылся бы короткий путь в Обскую губу.
Род ижемцев Артеевых, как видно из их писем к Сидорову, принимавший участие в исследованиях Печоры, Усы и Каменного хребта, переселился с Печоры в Ляпин на Сыгве.
Как и остальные жители Ляпина, печорские переселенцы ждали времени, когда этот поселок превратится, по мысли Сидорова, в один из главных на Севере складов для богатств доброй половины Азиатского материка.
Но замечательные заботы Михаила Сидорова о благе и процветании родины не могли преодолеть косности царских сановников и чиновников. Правительственной поддержки Сидоров не получал и часто подвергался даже преследованиям. Его замыслы не сбылись.
НЕУТОМИМЫЙ ИАКИНФ БИЧУРИН
Седой человек в монашеской одежде, перебирая железные четки, выкованные из звеньев цепей декабристов, подаренные ему когда-то Николаем Бестужевым, подолгу рассматривал древние иероглифы. Груды китайских рукописей лежали на его столе. Заточенный на весь остаток жизни в келье Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге, монах Иакинф самоотверженно занимался наукой.
Никита Яковлевич Бичурин, как звали Иакинфа до пострижения в монахи, к 1851 году написал свыше 15 замечательных научных трудов. С 1807 по 1821 год он жил в Пекине, в доме Русской Духовной миссии, изучая Китай, его культуру, быт населения и ревностно собирая древние рукописи, летописи, китайские географические карты. Когда Бичурин возвращался на родину, с ним следовал целый караван. Пятнадцать верблюдов несли тяжелые вьюки с книгами и рукописями.
Но приняться немедленно за обработку своих научных сокровищ Бичурин не смог. По возвращении в Санкт-Петербург ученый стал жертвой доноса. Доносители обвиняли его в безбожии, отречении от правил церкви, развале деятельности пекинской миссии и других тяжелых «грехах».
Иакинф был заточен в монастырскую темницу на глухом острове Ладожского озера. Он пробыл там с осени 1823 по конец 1826 года. Только усиленные хлопоты русских ученых заставили церковников перевести Бичурина в Санкт-Петербург, в Александро-Невскую лавру. Здесь, в новом заточении, Иакинф принялся за свои великие труды, продолжавшиеся до самой смерти в 1853 году. Он успел «один сделать столько, сколько может сделать целое ученое общество», — писал об этом удивительном человеке один из его современников.
Четыре сочинения Иакинфа были увенчаны Демидовской премией Петербургской академии наук. Он сделался непревзойденным знатоком истории жизни народов Китая и Центральной Азии: китайцев, монголов, тибетцев, чжунгаров, маньчжуров, уйгуров. «Описание Тибета», «Записки о Монголии», «Историческое обозрение ойротов», описание Пекина, на подробное изучение которого Иакинф потратил несколько лет жизни, — вот далеко не полный перечень книг, написанных им до 1851 года.
В 1851 году из печати вышел обширный труд Бичурина «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена». До этого никто еще не знакомил русскую и мировую науку с китайскими историческими источниками непосредственно в подлинниках. Исследователи обычно прибегали к изложениям, произвольным толкованиям того или иного китайского сочинения.
Иакинф перевел и изучил «Историю Старшего Дома Хань», охватывающую время с 202 года до нашей эры по 25 год нашей эры, «Историю Дома Тхан» — от 618 до 907 года нашей эры и пять других старинных летописных источников. Огромные познания Бичурина помогали ему разбираться в сложных событиях, описанных китайскими летописцами, точно датировать эти события, что само по себе было примером поразительного трудолюбия и научного подвига.
Водопад бесчисленных ценных сведений, низвергавшийся из глубины веков, Иакинф сумел направить в строгое русло. Так создавался труд, без которого до сих пор немыслимо изучение исторического прошлого народов Китая и Центральной Азии. За столетие, истекшее со времени выхода этой книги, она стала большой редкостью.
Иакинф приводил свидетельства о жизни древних народов — хуннов, усуней, юечжей, хягасов, киданей, улоху, динлинов и других. Свидетельства эти говорят о древнейших связях Китая с народами Центральной Азии и областей Туркестана.
Около 104 года до нашей эры умер китайский путешественник Чжан-кянь, принесший в свою страну вести о «Западных странах». Он первым поведал о стране «Даюань» (Коканде), где было много золотого винограда, «небесных» коней и кормовой травы «му-су», на которой паслись чудесные кони Ферганской долины. Впоследствии в Китай были пригнаны первые табуны туркестанских скакунов, а семена травы «му-су», посеянные возле богдыханского дворца, дали обильные всходы. Тогда же в Китае были посажены и первые виноградные черенки, привезенные из Коканда. В богдыханском саду прижились вишни Кана (так китайцы называли область Самарканда), доставленные в Китай в VII веке.