Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А
Шрифт:
Стивенс решил, что ему пора вмешаться. Он сглотнул, сделав последнее усилие, чтобы взять себя в руки, и сказал:
— Что вам нужно от мисс Лэннет? — Он уже успокоился и больше владел собой. — В связи с вашими вопросами мне бы хотелось знать следующее: как умер Ньютон Таннахилл?
Хаулэнд саркастически смотрел на Мистру:
— Да, мисс Лэннет, как он умер?
Мистра заерзала, но ответила невозмутимо.
— Сердечный приступ. Доктор де Лос Сьенгас сможет объяснить вам лучше, чем я. Он осматривал тело, когда оно было в похоронном бюро и подготавливалось
— Ах да, — сказал Хаулэнд. — Свидетельство о смерти, выданное в Нью-Йорке. Кто-нибудь имеет понятие, где оно находится? Его кто-нибудь хоть видел? — И махнув рукой, он закончил: — Ну да неважно сейчас. Мисс Лэннет!
В тоне его послышались оттенки язвительности, Стивенс выпрямился. Он увидел, что Мистра тоже заметила новые нотки в голосе. Она окаменела.
— Да? — отозвалась она.
— У вас нет возражений встретиться с Артуром Таннахиллом, наследником имения?
Мистра заколебалась.
— У меня нет желания, — сказала она, наконец.
Хаулэнд резко поднялся со стула.
— Может быть, ваше нежелание встретиться с ним лицом к лицу как-то связано с тем фактом, что когда сегодня утром была открыта могила Ньютона Таннахилла, гроб оказался пустым?
Он обошел свой стол.
— Если у вас нет возражений, — саркастически заметил он, — мы немедленно поедем в Большой дом, и я представлю вас мистеру Ньютону Таннахиллу. Едем?
Стивенс, который думал об осложнениях, быстро сказал:
— Я позвоню мистеру Таннахиллу и объясню ему ситуацию.
Хаулэнд зарычал на него:
— Вы ему ровным счетом ничего не скажете. Вы хотите предупредить его, — он ухмыльнулся. — А я хочу, чтобы это было сюрпризом.
Стивенс был вне себя от гнева:
— Это просто черт знает что, я такого еще не видывал. Вы уверены, что соображаете, что делаете?
— Никогда еще в моей жизни я не был так уверен, — сказал Хаулэнд твердо.
Стивенс взял себя в руки и сказал:
— Бога ради, послушай, ты бы подумал головой. Ты собираешься так своевольно обойтись с самим Таннахиллом. А что отпечатки пальцев? Ведь они могли внести ясность в этот вопрос и уладить дело.
Он почувствовал, что-то неладное в тот момент, когда заговорил. Если Мистра сказала ему правду, то отпечатки пальцев дяди и племянника будут одинаковыми. Казалось невероятным, что они не подумали об этой возможности. Если бы они об этом подумали, то никаких отпечатков пальцев вообще бы не было.
Хаулэнд сказал:
— Мы связались со всеми агентствами, и ни в одном нет снимков с отпечатков пальцев Ньютона Таннахилла. Поскольку только официальные отпечатки могли бы иметь юридическую силу, то с этим вопросом покончено.
Стивенс даже не мог понять, почувствовал ли, он облегчение.
— Тем не менее, — сказал он упрямо, — позвольте мне позвонить мистеру Таннахиллу и назначить встречу. Я уверен, что мы можем уладить весь инцидент без излишней грубости.
Хаулэнд покачал головой:
— К черту! Все равны перед законом, и никаких любезностей не будет. Ты едешь или тебя будет сторожить полицейский, пока мисс Лэннет и я будем в Большом доме?
Когда несколько минут спустя Стивенс шел вниз по лестнице перед Хаулэндом, он думал: «Вот результат того, что Хаулэнд потерял место у Таннахилла. Он старается отомстить и как можно чувствительнее».
Но по крайней мере одно было хорошо во всей этой ситуации. В этот момент его интересы и интересы Таннахилла почти совпадали.
XII
Дом был действительно стар. Уже больше тысячи лет прошло, как он приютился на горе и смотрел вниз, на все то же море. И так же, как и у моря, у него не было желаний, не было мыслей, не было цели. Шли дни, шли годы, дом менялся, но это были только внешние изменения: заново оформленные интерьеры, новые усилия по наведению чистоты, новая расстановка мебели. Снова и снова добавлялись или изменялись какие-то детали. По-другому начали разбивать сады, чтобы они стали еще более зелеными и чтобы у них был еще более ухоженный вид. К нему свозили массы земли, создавали из них новые ландшафты, потом они долгие годы радовали глаз, потом их разрушали. Деревья сажали, и они жили и умирали, или их спиливали. Дом не видел, не чувствовал, не менялся. Все эти годы он твердо стоял на твердой земле — безжизненное строение из мрамора и тайны.
Это было внушительное одноэтажное здание, и стояло оно на высоком холме. Стивенс часто думал о том, что единственное, что спасло этот дом от влияния людей, которые проходили мимо него по дороге внизу, так это то, что самая его примечательная черта была спрятана за полосой деревьев. Он видел эти ступени, когда давно был в доме, и до сих пор был под впечатлением.
Когда машина начала взбираться по горе, он оглянулся. Солнце бросало лучи на огромное водное пространство, которое начиналось оттуда, где заканчивался город. Направо и налево раскинулись окраины Альмиранта, они будто врезались в холмы, покрытые густой зеленью. Далеко к югу мерцали две серебристых ленты железной дороги, неожиданно появлявшейся из кустарника и плавно поворачивавшей к Тихому океану.
Машина с визгом обогнула островок, на котором росли деревья на одном уровне с вершиной горы. А вот и дом.
Бросив на него первый же взгляд, Стивенс выпрямился. Он забыл о впечатлении, которое на него произвели ступени. А может быть, в тот раз, когда он его видел, дом не значил для него так много. Изгородь из деревьев, должно быть, и была посажена, чтобы воспоминания не были такими яркими. Она скрывала ступени. Прохожий поднимал глаза над деревьями и видел поверх их макушек одноэтажный дом с широким фасадом. Ни одной ступени снизу видно не было, а там их было (Стивенс педантично их сосчитал) двадцать пять. Они протянулись вдоль всего фасада дома, метров на тридцать по меньшей мере, и поднимались к широкой каменной террасе с двойной дверью из толстого стекла в центре.