Вечный Град (сборник)
Шрифт:
– Как видите, я пополняю свое собрание прямо на пиру, совмещая приятное с полезным, – довольно произнес Геллий, потирая руки.
– Но давайте все же будем придерживаться последовательности, – зазвучал немного гнусавый голос Виндекса. – Мы еще ничего не сказали о начале виноделия. Между тем, по словам Феопомпа Хиосского, виноградная лоза была впервые обретена в Олимпии, на берегах Алфея. А по мнению Гелланика, родина виноделия – египетский город Плинфина. И также он говорит, что именно египтяне изобрели ячменный напиток для бедных.
Все наперебой стали делиться своими познаниями касательно вина вообще и различных
– А Никандр Колофонский утверждает, что вино было названо по имени Ойнея.
– А Гекатей Милетский – напротив, что это Ойней был назван по имени лозы.
– Филохор говорит, что разводить вино водой первым начал афинский царь Амфиктион, чему его научил сам Либер.
– Одни вина надо разбавлять жесткой водой, другие – мягкой. Вот в Афинах – там вода жесткая – хорошо пить вина приморских областей: кеосское, галикарнасское, миндское.
– А знаете ли вы, что написано у Мнесифея? Что вино бывает трех видов: темное, белое и янтарное, а также что оно бывает молодое, выдержанное и среднее? Темное укрепляет силы, светлое обладает мочегонным действием, а среднее стимулирует пищеварение.
Какие только вина не были здесь упомянуты! Анконское, буксентинское, гавранское, лабиканское, сполетинское – даже всех италийских названий Веттий ранее и не слышал. Что уж говорить о греческих, о египетских, об их воздействии на организм, о том, какое и когда пить приятнее. Между тем прислужники принесли вторую смену блюд: лукринских устриц, мизенских морских ежей, тарентских гребешков и прочие дары моря, приятно пахнущие соленой свежестью.
– Вспоминаю обед у поэта Анниана! – заговорил Геллий, беря в руку устрицу и начиная небольшой круглой ложечкой отделять ее от раковины. – Случилось мне быть у него в гостях в его фалернском имении. И вот нам на обед из Города прислали устриц, которые оказались тощими и нежирными. Анниан, попробовав их, сказал: «Луна стареет, и все остальное вместе с ней». Оказывается, так оно и есть! Ну-ка, попробуем, какие устрицы у нас.
Положив устрицу в рот, он некоторое время молчал, потом мимикой показал, что устрицы хороши. Выразить это словами он не успел, потому что заговорил Фронтон, вспомнив Анниана.
– Что за человек был Анниан! Какая-то особенная утонченная приятность была в его речи. Он, например, говорил «вдосталь» вместо «вдоволь», ибо именно так говорили древние.
– А как весело проходил у него в имении сбор винограда! – вновь включился в разговор Геллий, дожевавший устрицу и подавший пример всем остальным гостям. – Тогда Анниан и писал свои «Фесценнины», но вообще он не ограничивался шаловливыми стишками. От этого человека много можно было услышать вещей ученых, тонких. Так, он сравнивал молодое фалернское с нектаром, и именно от него я узнал, что «нектар» значит «уничтожающий смерть».
– Да, но фалернское принадлежит к числу белых вин, – возразил Юлий Павел, на просвет любуясь золотистой влагой в своем хрустальном кубке, – а нектар, похоже, красный, – помните, когда в «Одиссее» Меркурий прибывает к Калипсо, она подает ему на стол красный нектар – совсем как красное вино.
С сими словами богиня, поставивши стол перед гостем,С сладкой амвросией нектар ему подала пурпуровый.А потом, когда угощала Одиссея, ему и ей подавали отдельно:Нимфа Калипсо, ему для еды и питья предложившиПищи различной, какою всегда насыщаются люди,Место напротив его заняла за трапезой; рабыниЕй благовонной амвросии подали с нектаром сладким.– Как восхитительна гомеровская простота, – покачивая головой, произнес Фронтон. – Даже у богов пища самая простая: нектар и амброзия, и никаких кулинарных извращений. И у людей – жареное мясо, тем и довольны. И пируют сидя, не лежа. Что бы сказали гомеровские герои об причудах Апиция и нынешних изысках?
– Да ничего хорошего! – отозвался Геллий. – Вон, Катон же ставит слово «утонченный» в один ряд с другими обозначениями пороков: «страстный», «расточительный», «никчемный».
– А Варрон говорит: если бы ты на занятия философией потратил хотя бы двенадцатую долю усилий, которые тратит твой пекарь на изготовление хорошего хлеба, ты стал бы хорошим человеком, – вставил Сервилиан. – А то на повара готовы потратить сто тысяч сестерциев, а на свою душу жалко и ста.
– Да, пожалуй, пир на свадьбе Пелея и Фетиды померкнет перед свадебным пиром Клеопатры, – задумчиво произнес Винценций, пожилой ритор, преподававший в Атенеуме. – Помните, как описывает его Сократ Родосский? Антоний и Клеопатра встретились в Киликии, и пиршество продолжалось четыре дня. Уже в первый день римляне были поражены роскошью: вся утварь и даже сами ложа были из золота, отделаны драгоценными камнями, и стены были затянуты пурпуром. А на следующий день пир был еще роскошнее. И Клеопатра позволила каждому военачальнику унести с собой свое ложе, а Антонию подарила все, что было на пиру. Но самым великолепным был последний, четвертый, день, когда пол на локоть был устлан розами.
– На локоть? – удивленно откликнулся Павел.
– Выходит, покойный Луций Коммод был не так уж своеобычен, когда велел устроить ложа с сетчатыми бортами и набить их лепестками роз?
– Ну, он прославился не одним этим, – усмехнулся Виндекс. – Помните ложа и столы из лилий и роз? А пентафармакон?
– Напомни, что в него входило! – попросил Павел. – Я слышал название этого блюда, но никак не могу запомнить всех пяти составляющих.
– Свиное вымя – раз, фазан – два, павлин – три, запеченный окорок – четыре и мясо дикого кабана – пять, – перечислил Виндекс, загибая пальцы.
– Ну Луций Коммод все же не был изобретательнее петрониевского Тримальхиона! – иронически усмехнулся один из неизвестных Веттию гостей.
– Петроний, вероятно, списывал с натуры, – засмеялся Сервилиан.
– Да, очень может быть, что у Нерона на пирах было что-то подобное жареному кабану, начиненному живыми дроздами, – робко вставил кудрявый молодой человек лет двадцати пяти, сидевший рядом с ним.
– Ну а помните вителлиевский «щит Минервы-Градодержицы»? – подхватил Геллий. – В него, по словам Светония, входили печень рыбы скара, фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго и молоки мурен, выловленных, по приказу Вителлия, от Парфии до Испанского пролива.