Вечный колокол
Шрифт:
Ширяй вскрикнул и вскочил на ноги.
— Сидеть! — рявкнул главный дознаватель и продолжил в полголоса, — не дергайтесь. Я так и знал, что твой шаманенок узнал Градяту.
Человек, гадающий по книге, чувствующий запах крови и железа. Тот, что напал на Родомила, когда Млад говорил с Перуном. Тот, что перед вечем признал в нем шамана.
— И ты надеешься усидеть на месте главного дознавателя? — удивленно покачал головой Млад.
— Я просижу на нем столько, сколько мне потребуется.
— Родомил знает тебя в лицо…
— Родомил слеп. И никогда не слышал моего голоса. Кроме тебя, некому
— Вы столько раз хотели меня убить… Я начинаю думать, что меня хранят боги, и вам с ними не совладать, — усмехнулся Млад.
— Чтоб заставить человека замолчать, необязательно убивать его. Иногда достаточно его напугать.
— Мстиславича напугать не так-то просто! — Ширяй снова поднялся на ноги.
— Сиди, пацан. Мал еще лезть в разговоры взрослых.
— Сядь, Ширяй, — повернулся к нему Млад — чужак не знает о видении по дороге из Изборска. Не знает, что Ширяй видел его, что он знает об Иессее, о смерти князя! Хватило бы парню ума помолчать!
— Твое дело — хлеб, Млад Мстиславич, — Темный прошелся по столовой, — ты сильный шаман, зачем ты все время лезешь в волхвы? Поднимайся к богам, проси у них дождя и ясного неба, и не суйся, куда тебя не просят. Ты со дня на день станешь женатым человеком, у тебя родится дочь. Что еще тебе надо? У нее будут сыновья-шаманы, продолжатели рода Рыси. В университет придут новые студенты, ты из года в год будешь талдычить им о том, как растет рожь, пшеница и лен. У тебя будут ученики, которым ты расскажешь, как прекрасен этот мир. А? По-моему, уютно.
— Я не стану предателем, — Млад пожал плечами, — Родомил прав — идет война…
— Да, и на войне кто-то берет на себя право распоряжаться чужими жизнями. Ты сам это говорил, разве нет? Посмотрим, как у тебя это получится.
Дверь распахнулась по какому-то неведомому знаку чужака, в дом, стуча сапогами, вошли пятеро, словно прятались в тесных сенях, а за ними Градята втащил в столовую подругу Добробоя. Ширяй вскрикнул и кинулся вперед, но Млад перехватил его за плечи: в руках Градяты был длинный нож, нацеленный девочке в живот.
— Не двигайся, парень… — шепнул Млад, — не двигайся.
Дверь захлопнулась, кто-то задвинул засов.
— Она носит мальчика, — усмехнулся Борута, — последнего в роду. Сына твоего ученика, его единственное продолжение. После того, как нож убьет ребенка в ее чреве, на земле ничего не останется от твоего Добробоя. Давай! Распорядись их жизнью! Кинь их на алтарь своей любви к Правде.
Ширяй взвыл зверем и рванулся из рук Млада.
— Стой на месте! — зашипел на него Млад, ощущая, как в груди волной поднимается та самая сила, что когда-то позволила ему противостоять нападению Градяты.
— А кроме них есть еще твоя дочь в чреве твоей женщины. Их убить будет не сложней, — продолжил Темный, — и если ты думаешь, что сможешь взять меня силой, то ошибаешься. Нас двое, тебе не справиться с нами. Не двигайся. Нож убьет дитя раньше, чем ты успеешь сделать шаг. И заткни рот шаманенку — он мешает мне говорить.
— Я не собираюсь брать вас силой, — ответил Млад, боясь шевельнуться.
— Вот видишь? Между предательством и благоразумием нет почти никакой разницы. Ты будешь благоразумно молчать.
— Отпусти девочку. Сейчас ты не сможешь ее убить — на дворе еще светло, все видели, как вы зашли в дом, — Млад перевел дыхание.
— Ты забыл! Главный дознаватель Новгорода — я! Я убедительно докажу, что это твой шаманенок убил девчонку, и у меня будет шестеро свидетелей. Вот такое злосчастье приключилось в доме волхва и шамана!
— Есть еще посадник…
— Не смеши меня! Чернота Свиблов — на страже Правды и Закона?
— Есть вече.
— Вече? — рассмеялся Темный, — вече? Триста лучших семейств? Это не хуже, чем суд новгородских докладчиков! Пока мужчины Новгорода сражаются за Киев, Ладогу, Псков, Смоленск, Казань, городом правит серебро. Вы уже сдали Новгород. Нам. Вы его уже потеряли. Вы не хозяева здесь!
— А кто его хозяин? — выкрикнул Ширяй, — Ие…
Млад рукой зажал ему рот.
— Заткни пасть, — рявкнул он на ученика, — дурак!
— Какая разница, кто хозяин? — усмехнулся Борута, — ваше дело — хлеб. Измученная войной страна хочет есть. Сделайте одолжение, дайте ей хлеба, дождя, ясного неба на сенокос. В последний раз… — он глумливо захохотал.
Дана поила дрожащую девочку чаем из трав, Ширяй ходил из угла в угол и время от времени повторял:
— Я его убью! Ничего не бойся, я его убью! Тебя никто больше не тронет!
Млад молча сидел за столом и думал, обхватив виски руками, пока Дана не рявкнула на Ширяя:
— Сядь, наконец! Никого ты не убьешь!
— Убью! Из самострела! Он верно сказал: самострел на полверсты бьет!
— В белый свет как в копейку он на полверсты бьет! — фыркнула Дана.
— Ничего. Я научусь. Я всему научусь, если захочу, — сквозь зубы процедил Ширяй.
Млад поднял голову.
— Ширяй, ты говоришь ерунду. Ты, конечно, к следующему лету научишься метко стрелять из самострела, и, возможно, пристрелишь этого Темного Боруту, и даже Градяту вместе с ним. А толку?
— Да я понимаю, Мстиславич… Нам надо найти Иессея.
— Пока мы ищем Иессея, князь может умереть. Я не знаю, что они задумали, но, мне кажется, дело у них недолгое.
— Чудушко, я думаю, тебе надо поехать за Родомилом, — сказала Дана.
— Дана… Понимаешь… — Млад вздохнул и посмотрел в потолок, — понимаешь… Родомил — он воин. А я — нет. Родомил отдаст не задумываясь не только свою жизнь, но и чужую… Ему нет дела до ребенка, последнего в роду. И до… до нашего ребенка ему тоже дела нет.