Вечный мент или Светоч справедливости
Шрифт:
– Я не хочу, чтобы Кристина была ведьмой, – сказал я.
– Это ее собственное решение. Извини, но над другими людьми я не властен… Если тебе так уж невмоготу от того, что она стала шлюхой, принимает участие в шабашах, и Бафомет буравит ее своим огромным естеством каждое полнолуние, просто убей ее. – Голос беса стал вкрадчивым: – Чего уж проще! Сделай так, чтобы она никогда не смогла больше тебе изменять. Нет бабы – нет переживаний.
– Не надо меня искушать. Все равно ничего не выйдет.
– Почему же не выйдет?! Обязательно выйдет. Если, конечно, постараться.
– Я не смогу убить Кристину, – выдавил я. В горле встал ком – застарелые переживания и боль, любовь и ярость, всего понемногу. Прежде я иногда представлял,
– Звучит омерзительно, – скривился Кухериал, – я и не думал, что ты можешь так привязаться к этой девке. Вы, люди, несовершенные существа. Даже ты, сверхчеловек.
– Мы люди, несовершенные существа, – эхом повторил я. – Кто она?
– В каком смысле?
– В том самом. Кто она такая?
– Ведьма, – Кухериал пожал плечами, – чего ты от меня хочешь? Не я ее такой сделал. Она сама захотела. Мне предложили, чтобы она с тобой сошлась, я и согласился. Тебе пора было ввязаться во что-то такое… романтическое… болезненное. Интимная связь окрыляет. На время. Если хочешь знать, она тоже убийца. Выполняет кое-какие мелкие задания. Конечно, со Светочем ей не справиться. Не ее уровень.
– Она убийца? – поразился я. – Давно?
– Давно. С тех пор, как пришла в секту падших. Не все ли равно?
– Черт побери! – я грохнул кулаком по столу. – Ладно я. Но почему она решила угробить свою жизнь?..
Кухериал пожал плечами.
– Она хочет возвыситься. Убирает тех, кто нам мешает или может помешать. И быстро набирает силу.
– Ладно, к черту Кристину, – решил я. – Рассказывай, что дальше было с ментом.
– Я-то расскажу, но только если ты не забудешь разливать «Тринадцатый»…
Ближе к середине девятнадцатого века для Светоча начались самые славные времена. Обретался он в личине бывшего военного при жандармском корпусе. Снова в метриках подделал дату рождения – и стал новым человеком. Точнее, тем же, только с другими документами и именем. А потом оказался приближенным лицом при инспекторе секретной полиции Георгии Порфирьевиче Судейкине. Это был фанатик своего дела. Он приблизил к себе Андрея Счастливцева, разглядев, что и в нем также плещется тот же необоримый дух жажды справедливости. Только о борьбе с преступностью и помышляли эти двое. Слава Георгия Порфирьевича, поначалу не слишком заметная, затем сделалось повсеместной. Знали его не только благодаря собственным заслугам, но и по причине бесстрашных и решительных действий подчиненного. В то время множество террористов, почитающих себя русскими патриотами, активно помышляли о том, как убрать помазанника божьего и взять власть в свои руки. Одни только записи в дневниках чего стоили. Процитирую хотя бы этот пассаж, – Кухериал пощелкал языком, – «мы не страшимся революции, хотя и знаем, что прольются реки крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы». Все это были предвестники серьезных перемен в России, маятник качнулся в нашу сторону, его уже было не остановить.
В тысячу восемьсот девяностом году во время очередного покушения на Светоча погиб его наставник Георгий Порфирьевич Судейкин. Андрею Счастливцеву, как и много раз прежде, благодаря вмешательству Гавриила, удалось избежать смерти. Однако он испытал острое разочарование. Очередное помрачение рассудка он снова приписал губительному недугу. Во многом винил себя в смерти выдающегося борца с терроризмом. И вбил себе в голову, разумеется не без божественной воли, что ему надлежит оставить попытки бороться за Справедливость и постараться держаться подальше от опасных дел, потому что все предпринимаемые им шаги ведут к смерти коллег по жандармскому управлению и близких.
Более десятка лет Светоч скрывался вдалеке от людей, удалился в некий озерный край, где много читал и размышлял. Несколько покушений, организованные нами, не увенчались успехом – два убийцы утонули в прозрачной озерной воде, а один был ушиблен белой лошадью, так некстати впавшей в бешенство.
Настало наше время. В Россию пришла революция. А с ней серьезные перемены в органах правопорядка. На долгое время они превратились в карательный орган, внушающий обыкновенным гражданам почти священный ужас. В те времена Светоч предпочел держаться подальше от всяческих ЧеКа и ВКП(б). В общем, абстрагировался от борьбы за социальную справедливость. Что и понятно – он хотел бороться за справедливость, а не карать соплеменников.
Особым почетом в новорожденном советском государстве пользовалась прогрессивная советская наука. Большинство научных светил к тому времени, как власти от сеяния разрухи перешли к строительству коммунизма, укатили за бугор или были расстреляны. Делать советскую науку самой прогрессивной в мире выпало на долю оставшихся, далеко не самых прогрессивных и даровитых. Идеи их порой были настолько утопичны, что всякого имеющего здравый смысл, бросало в дрожь. Ряд ученых, ad exemplum, занялся проблемой воскресения мертвых. Эти, с позволения сказать, господа всерьез утверждали, что со временем наука сможет воскресить всех мертвецов за всю историю человечества. «Но позвольте, – возражали им немногочисленные скептики, – если люди воскресят всех своих мертвецов, то как все они поместятся на Земле?!» «Будут заселять Сибирь, осваивать бескрайние просторы Крайнего Севера, – отвечали господа ученые, – в конце концов, отправятся на Луну». На Луне, между прочим, многие из наших бывали. И даже видели там американского астронавта Армстронга, который потом во всеуслышание заявил, что, дескать, видел на спутнике Земли натуральных чертей. В России его бы сразу засадили в сумасшедший дом. А в Штатах ничего, помурыжили немного, как водится, и отпустили. Вернемся к Луне, делать на ней совершенно нечего. Как, впрочем, и во всем космосе. Чтобы понять почему, приведу простую аналогию. Допустим, у нас есть настольные часы. Они, как известно, состоят из нескольких компонентов – циферблат, демонстрирующий время – основное в часах, и механизм – множество шестеренок и винтиков, служащих лишь для того, чтобы стрелки крутились на циферблате. Так вот, космос – это тот самый механизм, работающий с точностью лучших часов, и лишь затем, чтобы множество людей – стрелок вращались на циферблате…
– Наглядно, – заметил я. – Побольше бы таких примеров. А то ты по-прежнему норовишь все запутать.
Машина остановилась у подъезда.
– Приехали, – сообщил водитель.
– Вижу, – откликнулся Станкович, обернулся к сидящим сзади, – пошли, товарищи.
Пока шли по темной узкой лестнице, Климов недоумевал:
– Не пойму, чем парадные мешали, что заколотили их все.
– Тем и мешали, – ответил веско Станкович, – что контра через них утечь может. Да и негоже трудовому человеку через буржуйский вход домой шастать. Вот ты, Федор, до революции через парадные подъезды ходил?
Климов пробурчал что-то нечленораздельное, подозревая подвох. Со Станковичем всегда так: не знаешь, где подловит. Сдать, конечно, не сдаст, но подведет под идеологическую основу, и устроит выволочку.
– Значит, ходил, – сделал вывод Станкович, – а вот я никогда. Принципиально. Понял? Они нашего брата рабочего в парадное не пускали. Рылом, дескать, не вышел. Ну, так и у нас своя гордость имеется. Черная лестница – так черная лестница. Нам их парадного даром не надо. Вот пришла советская власть и заколотила все парадные ходы. А все для чего. Приедет, скажем, буржуй из-за границы, а в дом его даже хода нет.