Вечный шах
Шрифт:
профессиональный литератор, он более всего в жизни не любил писать. -
Возьми и сам запиши.
– Представляешь, после сцены грязной пьянки, поручик, с отвращением
переспав с этой коридорной, встает с кровати и идет к окну, от которого
тихо-тихо доносятся звуки вальса. В окне - ничего, темнота. Он трясет
головой, закрывает глаза, и вдруг вальс оглушающе гремит на полный
оркестр. Поручик открывает глаза, и мы понимаем,
недостижимо теперь прекрасное. И мы видим с ним: зимний Петербург,
чистый-чистый снег, маленькие сани, в которых он, еще студент, и совсем
молоденькая девушка. Он робко и нежно берет ее за руку... И все кончается.
Грязный гостиничный номер и всем доступная коридорная в кровати.
– Господи, какой же ты пошляк, - вполне искренне удивился Виктор и
встал из-за стола.
– Наелся-напился? Пошли в комнату, я устал за столом
сидеть.
– Ну, будешь этот эпизод записывать?
– спросил режиссер, когда они
устроились в креслах. Виктор окинул голову на спинку кресла, закрыл глаза,
как поручик, ответил:
– Не-а.
– Я же все равно это сниму, Витя, а ты, может, какую-нибудь детальку
яркую найдешь.
– Расскажи что-нибудь, Андрюша, а то я скучаю здесь один.
– Вот так всегда: все на режиссера. А большие деньги платят вам, -
излил обычную, но неизбывную боль в связи с непомерными профессиональными
нагрузками и малой оплачиваемостью их нечеловеческих усилий. Излив,
сообщил: - Я экспедицию ликвидирую.
– Как так?
– Сцену комиссара с Анной и сцену у землянки в павильоне сниму.
– А подсечка? Это же пролог, без нее никак нельзя!
– Не могу я это там снимать, понимаешь, не могу, после того, что
произошло. Этот идиот Серега все время перед глазами стоит.
– Уж очень мы впечатлительные.
– Не надо, Виктор. Я не успел тебя тогда спросить: что с ним все-таки
происходило? Он же последние часы жизни у тебя в номере провел.
– Я по-настоящему ни черта не понял, Андрей. Ну, взвинчен был,
истеричен даже. Особого значения я этому не придавал: мало ли что в запое
померещится.
– Но он же что-то говорил тебе!
– Все мерзавцев каких-то поминал. Будто угрожают ему.
– Старые связи по рэкету? Он, как говорят, в свое время в эти игры
играл?
– Говорят, - согласился Виктор и повторил: - Только я ни черта не
понимаю, Андрей.
– Дела.
– Режиссер локтями оперся о колени, ладонями растер
Казалось бы, какое мне дело до этого несчастного Сереги, а вот засел в
башке клином и сидит. Даже снится иногда. Я поэтому даже экспедицию
ликвидировал, Витя. Может, в московской маете отряхнусь.
– А как же с подсечкой?
– напомнил бессердечный сценарист.
– Завтра в Битцевском конно-спортивном комплексе снимем. Договорились
уже.
– Так вам и разрешат выездное поле взрывами ковырять! - не поверил
Виктор.
– Мы там поблизости подходящую лужайку нашли.
– Кто трюк исполняет?
– с надеждой спросил Виктор. И во исполнение
надежды:
– Никифоровская группа.
Повезло. Повидаем Петюшу. Виктор, покряхтывая, поднялся с кресла,
походил по комнате, проверяя, возможен ли для него завтрашний поход. Ныла
поясница, поскрипывали суставы, отдавалось в правом боку. Но терпимо,
терпимо.
– Ты завтра за мной машину пришли. Я хочу посмотреть, как снимать
будете.
– А грипп?
– полюбопытствовал насмешливый режиссер.
Бродили по лужайке, которые по неотложным делам, которые от безделья,
многочисленные члены съемочного коллектива. Операторская команда под
зычный рык шефа катила кран, пиротехники копали ямки, художник с
декоратором сооружали как бы сломанное и обгоревшее дерево. Прочие
суетились просто так: показывали режиссеру, что тоже трудятся.
В этой мельтешне, что-то измеряя шагами, невозмутимо шествовали два
бойца времен Гражданской войны, в высоких несегодняшних сапогах, в
гимнастерках с разговорами. Один, правда, в полном параде: при портупее,
при шашке и в буденовке, а второй с непокрытой головой и распояской.
– Петро!
– заорал Виктор ликующе.
Тот, что с распояской, обернулся на крик и тоже обрадовался:
– Витек! Подожди меня, через полчаса освобожусь и поговорим!
Теперь пристроиться где-нибудь посидеть полчасика. А то и прилечь в
укромном местечке на травку. Побаливало еще телосложение, побаливало.
– Виктор Ильич, можно вас на минутку, - позвал женский голос.
Добродушная девица с черным чемоданом-ящиком улыбалась ему. Гримерша
Валя.
– Ты-то что здесь делаешь, Валюша? Общий же план!
– Комиссаров паричок привезла. Не дай бог, шлем у трюкача с головы