Вечный воин
Шрифт:
К полудню, когда стало понятно, что гунны не нападут, я решил оставить боевой пост.
— Если нападут, позови, буду в ближнем трактире, — сказал я стражнику, обосновавшемуся неподалеку от меня, который постоянно что-то жевал, причем я не видел, чтобы откусывал что-либо, а жевательную резинку еще не изобрели.
— Угу, — промычал он и продолжил жевать.
Возле ворот стоял тот самый офицер, который загнал меня на стену, и о чем-то разговаривал со стражником, которого я частенько видел на ярмарке. Он по утрам с двумя коллегами сопровождал чиновника, собиравшего плату с купцов, а потом прохаживался между рядами, присматривая за порядком, а точнее, выискивая зацепку, чтобы содрать что-нибудь с кого-нибудь. Увидев меня, он что-то рассказал собеседнику.
— Эй, ты, подойди! — выслушав стражника, властно крикнул мне офицер.
Хотел
— Что надо? — подойдя, спросил я тоном человека, который и сам привык приказывать.
— Мне сказали, что ты перебил с десяток гуннов, — произнес офицер уже не надменно.
— Я их не считал, — небрежно ответил ему.
— Служил в армии? — спросил офицер.
— Может быть, — уклончиво молвил я.
— У нас или на западе? — задал он следующий вопрос.
— Там, — ответил я.
— И кем? — продолжил он допрос.
— Не профосом (паращником)! — улыбнувшись, ответил я.
— Это я понял! — тоже улыбнувшись, сказал офицер, окинул взглядом мои доспехи и оружие и то ли спросил, то ли сделал вывод: — Катафрактом.
Я промолчал. Пусть считает меня дезертиром из элитной части.
— Почему сбежал? — поинтересовался он.
— Не сошелся с командиром во мнении, как надо разделить захваченную мной добычу. Он захотел слишком много, — на ходу придумал я.
— А где твой конь? — задал он еще один вопрос.
— По ту сторону ярмарки, — ответил я и добавил: — А оружие и доспехи были по эту. Пришлось делать выбор.
— Я бы тоже выбрал оружие, — согласился он и предложил: — Нам нужны хорошие воины. Вступай в мой отряд. Будешь получать, как катафракт. Деньги на коня получишь.
Я подумал, почему бы и нет?! На границе всегда есть возможность поиметь что-нибудь сверх жалованья. Заодно осмотрюсь в этой эпохе, решу, чем дальше заниматься.
4
Офицер, который предложил мне поступить на службу, оказался командиром городского гарнизона, готом по имени Гунтерих. Его предки жили восточнее Днепра в стране Ойум, но были разбиты гуннами и бежали на правый берег Дуная, где разгромили под Адрианополем римскую армию. Кто-то пошел дальше, в Галлию и даже Испанию, кто-то осел в приграничных районах, благо свободной земли здесь много. Как мне рассказали, налоговое бремя на крестьян сейчас такое, что многие предпочитают бросить свой надел и податься в батраки к крупному землевладельцу, иначе сдохли бы с голоду. Некоторые идут в разбойники или в армию, причем второй вариант считается хуже. Гунтерих родился в готской деревне, которая неподалеку от Марга, и пошел в армию, в пограничные войска, где, благодаря уму и отваге, выслужился в офицеры. Сейчас он совмещает свои обязанности с «крышеванием» своей и соседних готских деревень, разбираясь по понятиям с налоговиками. Все, включая чиновников, счастливы.
Гунны ушли на следующее утро, подпалив то, что не смогли увезти и угнать. Первыми пришли на разгромленную ярмарку городские стражники и забрали все ценное, что не понадобилось кочевникам. Гунтерих предупредил, что треть придется отдать епископу и десятую долю ему. Я так и сделал: из трех рулонов материи два шелковых, синий и зеленый, оставил себе, а льняной белый отдал епископу вместе с большим бронзовым блюдом и такое же блюдо вместе с кинжалом получил командир гарнизона, а мне остался набор из шести чаш, кувшин и двусторонний топор, похожий на критский лабрис. Поскольку мой конь, скорее всего, стал добычей гуннов, я купил у городского барышника другого, тоже гнедого, но старше десяти лет и более крупного. Местный шорник изготовил седло под моим чутким руководством, а кузнец выковал стремена. За все это расплатился захваченными бронзовой посудой и топором, добавив за коня золотые монеты времен Юлия Цезаря, которые, оказывается, ценятся дороже, чем нынешние, поскольку золото в них чище. Как мне рассказали, в последние время в монетах все меньше драгоценных металлов и те с примесями, а еще их обрезают, иногда уменьшая вес наполовину. К тому же, развелось много фальшивомонетчиков. Обе части Римской империи усиленно загнивали.
Вскоре выяснилось, что нападение кочевников было не простым грабежом, а местью за разорение находившихся неподалеку от Марга могил их вождей. Якобы осквернили их, забрав драгоценности и оружие, по приказу епископа Андоха. Не знаю, правда это или нет, но не удивлюсь, если подтвердится. Я видел епископа издали и кое-что слышал о нем от городских стражников. Богато наряженный, округлый во всех отношениях и льстиво-улыбчивый Андох ассоциировался у меня с мокрым обмылком, который выскользнет даже из двух рук. Он поехал в Константинополь, чтобы заверить императора Феодосия Второго, что могилы не разорял. Я нисколько не сомневался, что ему поверят.
За годы моего отсутствия римская армия была переформирована. Теперь на границе стояли не легионы, а несли службу пограничные гарнизоны в городах или крепостях. Если границы проходила по реке, то отряды назывались рипенсами, если по суше, то лимитаниями. Последнее название напомнило мне Москву советских времен. Основные подразделения, носившие название комитатенсы, которыми командовали трибуны при помощи викариев, располагались в центре провинции, чтобы быстро прийти на помощь пограничникам в любом месте. Были еще элитные подразделения, палатины, составлявшие основу императорской армии. В случае войны все подразделения объединялись в одну или несколько армий, и тогда пограничники носили название псевдокомитатенсы. В отличие от легионов, в комитатенсах было всего тысячи полторы воинов, из которых примерно треть составляли вспомогательные части, которые теперь назывались ауксилии. При императоре Антонине Каракалле все свободные жители империи были признаны ее гражданами, так что и в боевых частях, и во вспомогательных служили только римляне. Если на службу поступал иностранец, он тут же превращался в римлянина. Почти вся армия была сформирована из новоиспеченных римлян, потому что аборигены служить не хотели. Поступивший на службу первый месяц числился новобранцем (тироном) и получал две трети жалованья и довольствия, а потом становился полноправным пешим воином (педом). Как мне сказали, лучше было бы начать в комитатенсе, подняться там до дуценария (командира отряда в двести воинов), а потом перевестись в командиры пограничного гарнизона, где продвижение по службе было намного медленнее. Впрочем, при наличии денег везде можно было быстро получить повышение. Взяточничество процветало. В среднем каждая следующая должность обходилась в годовое жалованье на предыдущей. При том количестве денег, что имел, я мог бы запросто сделать головокружительную карьеру за несколько месяцев. Решил пока посмотреть, стоит ли вообще служить в такой продажной армии?
Меня сочли опытным воином, зачислили сразу катафрактом и через неделю выдали подъемные в двадцать солидов, на которые должен был купить коня, оружие и доспехи. У меня все это уже было, поэтому деньги отложил в кубышку. При нынешних ценах на продукты на двадцать солидов в провинции можно было вполне сносно питаться лет семь-восемь. В мои обязанности входило в составе конного дозора из десяти человек следить за порядком на дороге, ведущей от города до переправы через Дунай. Мы выезжали утром и неспешно, с частыми остановками, добирались до реки. Там отдыхали, перекусывали, а я еще и купался, и отправлялись обратно. Иногда с гуннского берега перевозили рабов, которых мы отводили Гунтериху. Командир гарнизона еще и подрабатывал посредником между гуннами и римскими работорговцами. К вечеру возвращались в город. Разбойники знали наш график, поэтому неприятных встреч не было.
Первую ночь я провел в маленькой крепости Констанция, расположенной на противоположном берегу реки возле брода. Спал в казарме — длинной узкой комнате — вповалку с заступившим нарядом на деревянных нарах, устланных соломой, а утром меня распределили на постой к пожилому портному, длиннорукому и сутулому, который жил в довольно таки большом каменном доме неподалеку от центра. Каждый день мне выдавали два фунта мяса или рыбы в пост, три фунта хлеба, пол-литра вина и грамм пятьдесят оливкового масла. Большую часть продуктов я вручал жене портного, веселой толстушке, немного доплачивал и имел довольно обильные и вкусные завтрак и ужин и сухой паек на обед. Я отдал хозяину дома добытую шелковую ткань, и он сшил мне несколько рубах и то ли коротких штанов, то ли длинных трусов, взяв в оплату лишь по нуммии за каждую вещь и лоскуты материи. Детей у них не было, поэтому ко мне относились почти, как к сыну.