Ведьма Аглая
Шрифт:
Женщина в капоте осторожно щелкнула длинным кривым ногтем по краю зеркала.
– Ну вот, теперь, кажется, всё, – довольно произнес мальчик. – Колдуйте на здоровье ведьма Аглая!
– Спасибо, – ошеломленно ответила женщина в капоте.
Удивленно покачала головой и, не отрывая от зеркальца напряженного взгляда, принялась наблюдать за детьми дальше.
***
Взяв в руки рисунок, Оля спросила:
– Леша, скажи, а тебе не жалко?
– Чего?
– Кого. Ведьму Аглаю! Посмотри на нее. Сидит одна-одинешенька с попу-гаем на плече в маленькой избушке, словно в пустой темнице, и никого вокруг себя, бедная, не видит.
– Кого она, простите, должна видеть?
– Ну, не знаю. Людей, наверное. Она же хоть и ведьма, но всё-таки человек. Как ты думаешь?
Леха задумался.
– Предлагаешь нарисовать еще кого-нибудь?
– Если не трудно.
Немного поразмыслив, Леха ответил: не трудно. Взял в руки тетрадь, вырвал из середины двойной лист и, посмотрев на Олю, деловито спросил:
– Кого будем рисовать на этот раз?
– Кого хочешь. Хочешь, какой-нибудь сказочный город с людьми, хочешь, папу ведьмы Аглаи – несчастного старца Револена.
– Что у нас со старцем? – делая первые наброски, спросил Леха.
– Бабушка сказала, что ведьма Аглая… то есть, Аглая Револеновна сдала его в дом престарелых.
Леха огорченно покачал головой. Сказал, что называть ведьму по отчеству, в таком случае, излишне.
– Если отец ей не нужен – а он, как я понял из твоих слов, не нужен – то и отчество ей совершенно ни к чему… Готово!
Оля взяла портрет согнувшегося в три погибели благообразного старца Рево-лена, бородатое лицо которого выражало страдание, причиняемое болезнями и предательством любимой дочери, и недовольно поморщилась.
– Опять ты нарисовал человека в воздухе. Опусти его, пожалуйста, на зем-лю.
– Ладно. Будет тебе земля.
Взяв другой карандаш, Леха принялся за изображение города.
Сначала вокруг старца Револена появились люди. Одни из них были одеты в тяжелые овчинные тулупы, другие – в отороченные светлой каймой стеганые куртки, долгополые кафтаны и суконные сермяги. Над их головами возвыша-лись заснеженные крыши домов, золотые маковки церквей, сторожевые башни крепостных стен.
Глядя на рисунок, Оля внезапно вспомнила старинное русское слово, лучше всего, по ее мнению, подходящее для оценки этой картины – лепота.
Услышав его, Леха засмеялся.
– Понравилось?
– Очень! Кстати, что это за город? Что за царство-государство такое?
Леха пожал плечами.
– Не знаю… Пусть это будет царство славного Салтана.
– Да ну! Пушкин своего царя Салтана придумал лет двести назад, а столько даже в сказках не живут.
– Не живут, – согласился Леха. – Поэтому сейчас в царстве Салтана правит его прапрапраправнук.
– Кто именно?
– Кто именно? Ну, скажем, царь Платон.
– Покажи!
Леха вытащил из портфеля новую тетрадку. Вырвал из середины еще один двойной лист и снова взялся за карандаш.
Оле Платон не понравился сразу. Угрюмый, щуплый, невзрачный, что было особенно заметно на фоне окружавших его важных бояр, он показался ей мало-подходящей кандидатурой на престол жизнелюбивого царя Салтана, о чем она не преминула сообщить Лехе, едва тот закончил рисовать.
– А какого царя тебе еще надо? – обиженно спросил тот. – Посмотри на не-го! И умен, и образован…
– Да любого! Лишь бы он не был таким некрасивым. – Презрительно кив-нув на портрет Платона, Оля добавила. – Хочу, чтобы он был крепким, сильным, и чтобы у него было открытое русское лицо… Да, чуть не забыла! Еще он дол-жен быть добрым и храбрым!
– Так это тебе Борька нужен! – засмеялся Леха.
Вспомнив о предстоящей поездке в Григорьевку, он украдкой бросил взгляд на наручные часы.
– Хорошо! Пусть будет по-твоему – переводим Платона из разряда царей, в разряд одного из претендентов на это высокий пост.
– Кто другой претендент?
– Их много. Но главный из них – князь Борис!
Сыграв пальцем на губе торжественный туш, Леха подвинул к себе коробку цветных карандашей.
Думая о Борьке, Леха в своем воображении рисовал его таким, каким боль-ше всего любил – отчаянным в минуты опасности, чуть-чуть наивным во время умных бесед и очень-очень добрым. Он тут же вспомнил своих приятелей-отличников и подумал, что Борька, окажись на их месте, никогда бы не посту-пил так, как они.
– Так это и есть твой Боря? – внимательно разглядывая портрет князя, спросила Оля.
– Да.
– А он ничего… И совсем даже на тебя не похож.
– Неправда! Мы с ним, как братья!
Оля рассмеялась.
– Ну, ты скажешь! Посмотри на себя в зеркало. Ты – высокий, серьезный, я бы даже сказала, интеллигентный. А Боря, сразу видно, простой деревенский парень. Сильный, добрый и очень даже ничего – симпатичный, в отличие от не-которых из седьмого «Б».
Леха обиженно поджал губы.
– Ладно, – спросил он. – Что дальше?
– Не знаю, – пожала плечами Оля. – Рисуй, что хочешь. А я, если ты не против, просто посижу рядом, посмотрю, как ты это делаешь.
Немного подумав, Леха взял простой карандаш и принялся выводить на бу-маге заснеженный хвойный лес, уютную полянку, а посредине – маленькую из-бушку с соломенной крышей, из печной трубы которой, сквозь крупные хлопья падающего с неба снега валил густой серый дым.
– Я бы этот рисунок назвала «Леший лес», – задумчиво сказала Оля.
– Тогда уж лучше: «Ведьмина избушка в лешем лесу». Кстати, почему ле-ший?
– Потому что так в древности называли дикий лес. Ведь тут, посмотри, ни-кого нет, кроме разве что какого-нибудь лесника да случайно забредших вол-ков…