Ведьма для инквизитора
Шрифт:
— Пожалуйста, не уходи, ты даже не представляешь… Нет, я сама не понимаю, почему, — но меня так тянет к тебе… Мне нужно просто, чтобы ты ко мне прикоснулся… Я не знаю, что в тебе такое, что за тяга…
Самым диким во всем этом было то, что похожие слова он уже слышал!
От Александры.
И, повторенные Майей, они вызывали в нем протест, — она не имела права говорить и чувствовать так же, как Саша! Она была совсем другая, эта Майя, она была примитивной распущенной девчонкой, она была…
И в то же время, невероятным образом, эти Сашины слова, произнесенные «распущенной девчонкой», открывали потайную дверцу
Она приподнялась и ее руки заскользили по его брюкам, — вверх. Алексей решительно не знал, что делать.
— Умоляю, молчи, ничего не говори, — просто молчи и не мешай мне, прошу тебя… — горячечно бормотала она.
Уйти!
Она встала на колени, ее пальцы вцепились в застежку его брюк.
Немедленно уйти!
Первая пуговица.
Он стоял, как парализованный.
Вторая пуговица.
Вот сейчас, прямо сейчас, — уйти!!!
Третья пуговица.
Кис схватил Майю за запястья, сильно сжал. Она подняла к нему лицо, полное мольбы. Кис молча откинул ее руки и вышел из комнаты. Майя осталась стоять на коленях, посредине, одна, глядя в пол.
У него снова разрывалось сердце.
Проклятье!
О сне и речи быть не могло. Майя виделась ему так, как он оставил ее: полуобнаженную, на коленях, с опущенной головой, рассыпанными по плечам волосами, прямо Мария Магдалина, — смиренная и униженная. Униженная им. Он испытывал стыд — никогда еще не приходилось ему унижать женщину. И жалость. И два эти чувства каким-то неведомым образом переплавлялись в другое, которому он не хотел даже подбирать слова. Но оно лезло само: желание. Образ этой смиренной грешницы, униженной им, распалял его, раскалял его до умопомрачения.
Остаток ночи он думал о давней истории с женой, о ее измене. До него вдруг сейчас дошло все то, что он упустил раньше: сначала ее легкую отрешенность, бродячую улыбку, некстати появлявшуюся на губах, — тогда он не догадался, совсем не догадался, что это вестник надвигающейся любви, — другой любви, не к нему… Тогда она еще была нежна с ним по ночам, она еще продолжала любить его, уже начиная любить другого… Потом ее отчуждение, холодность, попытки избежать близости с ним… И тогда он тоже ничего не понял, ничего. Мог ли он ее остановить? Нужно ли было ее останавливать? Или просто нужно было самому все осознать и сказать: иди. Иди к нему, раз уж так вышло… Но он не понял, не заметил, не догадался.
Потом — воспринял как предательство. Они все скрыли от него, — она и его лучший друг, Славка. Тогда Алексей был однозначно уверен в своей правоте: они должны были придти к нему и сказать прямо, так, мол, и так.
А вот теперь… Теперь вдруг ему показалось, что он понимает: это было невозможно. Чтобы сказать ему, они должны были быть уверены в своих отношениях. А отношениям нужно время. Вот не может же он сам сказать сейчас Александре: ты знаешь, так вышло, я тут немножко увлекся одной девчонкой… Нет, конечно нет! Собственно, говорить-то не о чем. А когда и если он сочтет, что есть о чем говорить — то для Александры это будет поздно. Она уже не простит. Она расценит как предательство. Точно так же, как в свое время Кис.
Но только этого никогда не будет. Он этого не допустит. Он сумел уйти сегодня. И так будет и дальше, как Колобок: я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, и от Майи
Да, уйду.
Он встал поздно, больной и хмурый, — бессонные ночи давали себя знать. Майя уже примеряла парик.
— Ну как, хороша я?
Она была лучезарна, никаких следов обиды или гнева за его бесцеремонность, в которой он казнился всю ночь.
Кис деловито осмотрел все причиндалы. Парик был очень хорошего качества, светлый шатен, стрижка «каре»; темно-зеленая юбка до колен, короткий пиджачок того же цвета, простые кремовые босоножки на маленьком каблуке. Майя уже успела изменить макияж, придав цвет легкого загара рукам и лицу, помада с оттенком рябины, зеленоватые легкие тени. До сих пор она почти не пользовалась макияжем, кроме туши для ресниц и легкой розовой, почти натуральной помады, и ныне этот макияж вкупе с одеждой и париком взрослил ее лет на пять и к тому же простил ее, придавая ей куда более скромный образ начинающей деловой женщины.
Алексей счел, что маскарад вполне удался. Майя, весьма довольная его похвалой, удалилась к себе в комнату собираться.
Однако через минуту Кис вежливо постучал в ее дверь. Майя открыла.
— Вы договорились с Борисом? — спросил он ее.
— Не могу его застать, — беспечно пожала она плечами. — Не отвечает.
— А как вы вообще условились?
— Что я позвоню и скажу, когда смогу придти.
— Так звоните каждые пятнадцать минут!
Алексей счел рискованным брать машину — ни свою, ни Майину. Их номерами могла располагать не только милиция, но и те, кто охотятся за Майей. А посты ГИББД — они, за редким исключением, готовы услужить тем, кто готов платить за услуги…
Он вытащил из своей Нивы портфель, сложил в него кое-какие мелочи, запихнул туда же сумочку киллера со всеми его причиндалами, оба трофейных пистолета и мобильный телефон, который Веня сумел каким-то образом организовать для них. Кис не стал спрашивать, как именно: в Москву ли мотался для оформления, или у знакомых одолжил, — ему без разницы.
Майя собрала свои вещи в матерчатый рюкзачок, приобретенный Веней.
Кажется, все было готово.
Они стояли посреди гостиной, осматриваясь — ничего ли не забыли.
— Вы когда улетаете? — невозмутимо спросил Кис у Вени.
— Куда? — опешил Веня.
— За границу.
— С чего вы взяли… И вообще, это не ваше дело!
— Ну-ну, — сказал Кис. — Только улетайте поскорее. Повторяю, вам здесь нельзя оставаться.
— Не пойму, как только я раньше жил без ваших советов!
Веня вывез их на своей машине и оставил на въезде в Москву, у метро Алтуфьево. Первым делом Кис купил телефонную карту и направился к автомату, пока Майя набирала на их новом сотовом телефон Бориски.
Домашний номер Александры не отвечал. На ее мобильный он звонить не стал: где она, с кем, в чьем присутствии будет говорить?
Он с тяжелым сердцем повесил трубку. И с чувством вины. Он не стал разбираться, откуда оно, это чувство: некогда. Может, потом… Сейчас есть срочное дело: Бориска.
Однако телефон Бориски, по которому Майя, посматривая на спину Киса в автомате и нервно постукивая ножкой об асфальт, исправно звонила без остановки, по-прежнему не отвечал.
Кис взял у нее аппарат: «Диктуйте номер!»