Ведьма для инквизитора
Шрифт:
Они пили чай из облупленных керамических кружек на веранде, за простым столом, сколоченным из досок еще отцом Алексея, под старым абажуром из апельсинно-оранжевого шелка с бахромой. Ночь тепло и уютно разлеглась вокруг абажура, как кошка на батарее. Треск огня их успокоил, а чай разморил окончательно.
Алексей ждал на веранде, пока Майя мылась у рукомойника. Он закурил. Слишком много событий произошло за последние несколько дней, и все они никак не желали складываться в ясную картину. Он до сих пор плутал во тьме, на ощупь, выхватывая отдельные факты и не зная, как их соединить с остальными…
— Майя, у вас есть подруга, Алена, кажется? — крикнул он.
— Мы
— Ну да. У тебя.
— Имеется такая.
— Она тебе близкая подруга?
— Я не лесбиянка.
— Я не имел ввиду…
— Близкая.
— Ты ей доверяешь свои секреты?
— Ну, смотря какие…
— Об этом деле говорила?
— В общих чертах.
— Что значит — «в общих чертах»?
— Сказала, что скоро достану компромат на высокопоставленных лиц.
— И все?
— Кажется, я упоминала, что речь шла о проституции и наркотиках.
— А о Бориске?
— Нет.
— А любовник у тебя есть?
Майя показалась на террасе с полотенцем в руках.
— Почему ты спрашиваешь?
— Ответь.
— У меня нет любовника.
— Интересно, почему я тебе не верю?
— Наверное потому, что ты недоверчивый.
— Или потому, что ты говоришь не правду?
— Ну, было несколько случайных связей…
— Случайных?
— Проще говоря, я спала с несколькими разными мужчинами. Но они не были моими любовниками.
Кису понадобилось некоторое время, чтобы уловить разницу.
— То есть, кроме постели вас ничего не связывало? — решил уточнить он. — Никаких отношений?
— Именно. Зачем тебе?
— Ну кто-то же навел убийцу на Бориску! Следовательно, кто-то знал, что ты с ним в сговоре. Кто? Кому ты могла проговориться?
— Никому. Кроме Лермита, который меня с ним и свел… Думаешь, Бориску убили из-за меня?
— У него на определителе остался Венин номер. Похоже, что киллер, покончив с Бориской, направился прямиком за тобой, — минус время, которое понадобилось, чтобы по найденному номеру телефона установить Венин адрес. Далее, у Бориски что-то искали. Похоже, что приходили именно за той информацией, которую Борис приготовил для тебя. И ее получили. На жестком диске эти материалы сохранились, они были спрятаны, и их не нашли. Или не искали.
— Значит, кто-то должен был навести убийц на Бориску? А уже через него они вышли на меня?
— Ну да.
— И кто же это?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Я понимаю… Глупости говорю… Может, и впрямь Лермит? Я устала, извини. Завтра, может, голова прояснится…
— Иди ложись. В маленькой комнате, я уже постелил. Я там тебе мою пижаму положил, если хочешь.
— А ты где будешь спать?
— Раскладушку поставлю.
— Спокойной ночи, Алеша.
Кис помедлил. Снова — «Алеша»…
— Спокойной ночи, Майя…
Он выкурил еще пару сигарет, размышляя. Потом вернулся в комнату, загасил огонь в печи, вымыл керамические кружки из-под чая, поставил раскладушку, постелил на нее старое ватное одеяло, нашел подушку в огромном сундуке под окном. Постельное белье находилось в комнате, где спала Майя, он забыл взять заранее и теперь решил ее не беспокоить. Ему не привыкать спать одетым.
Майя показалась в дверях в тот момент, когда он собрался погасить свет.
— Может, ты будешь спать со мной? Там достаточно места, у тебя кровать широкая…
— Полуторная. — Он тайком улыбнулся: Майя была уморительно смешной в его пижаме.
— Ну, я за половинку сойду, а ты за целого.
— Мне вполне удобно на раскладушке, спасибо.
— Иди ко мне, — жалобно сказала
Кис встал, но, против ожидания Майи, пошел не к ней, а к большому сундуку и вытащил оттуда плед.
— Укройся еще и этим, будет тепло.
Он сильно сомневался в том, что ей холодно. Не более, чем предлог, чтобы затащить его в постель, — печь топилась в общей сложности пару часов, в доме было не то что тепло — жарко.
Он забрался со страшным скрипом в раскладушку, укрылся с головой.
— Погаси свет по дороге, — донеслось из-под одеяла до Майи.
Она постояла с пледом в руках, растеряно глядя на неясную массу его тела на раскладушке, скраденную одеялом. Повернулась и, не сказав ни слова, погасила свет и закрыла за собой дверь в комнату.
Алексей уже начал засыпать, когда из-за двери до него донесся голос Майи:
— Я сразу поняла, — тебя только изнасиловать и можно!
Кис посмотрел на часы: к его удивлению, прошло лишь десять минут с того момента, как она ушла к себе в комнату.
— Тебе руки отстегни — ты же не будешь знать, что с ними — или ими — делать! Что ты можешь, бедняжка? Что ты умеешь? Ведь в твои времена, как гласят предания, секса не было! — она громко засмеялась. — … То ли дело в наручниках, — отсмеявшись, продолжала Майя из-за двери, — тут ничего уметь не надо, на полном, можно сказать, пансионе… Хотела бы я знать, как ты с твоей Касьяновой в постели управляешься! Она тебя тоже пристегивает? Чтобы ты не позорился? Или ей удалось тебя слегка отдрессировать?
Разозлился он, разозлился! Ох, как бы он… Он бы ей показал, нахалке, что он умеет! Да только…
Ничего он не будет доказывать этой вульгарной девице. Кис перевернулся на бок и демонстративно захрапел.
За дверью Майи наступила разочарованная тишина.
Но и на этот раз — обманчивая и короткая. Еще минут пятнадцать спустя она открыла дверь и встала в проеме, завернутая в плед. Может, ей и впрямь было холодно, нервный озноб?
— Не притворяйтесь, Алексей Андреевич, не притворяйтесь! Вы и так слишком много притворяетесь в вашей жизни. Такой положительный, такой правильный, такой порядочный, такой скромный, во всем умеренный — пьете умеренно, курите умеренно, на женщин смотрите умеренно… Вы — цивильный монах, добровольно наложивший на себя тысячу запретов! А я вам — не верю! Я ей не верю, этой вашей благостной правильности! Вы сами уговорили себя, что так надо, — но на самом деле в вашей душе бушуют страсти, и ваше робкое, трусливое воображение лишь иногда осмеливается ночами нарисовать запретные, грешные сцены… Вы не живете, нет, — вы пребываете в этой жизни визитером, осторожно присевшим на краешек стула, опутанным правилами приличий и всякими скудными понятиями «хорошо — плохо»! А ваши глаза в это время голодным волком смотрят на меня — на женщину, которая способна доставить вам неслыханное наслаждение! — Но куда там, вы этот взгляд прячете! И ладно бы только от меня, — от самого себя! Вы никогда себе не признаетесь, что мучаетесь ночами от жажды близости, что вы терзаетесь в попытках понять, играю я с вами или нет. О, вы прекрасно знаете, что стоит вам только меня позвать — и я приду, и ваша страсть, самые ваши потаенные желания, будут насыщены и исполнены… Но нет, вам же нужно сначала разобраться, серьезно это с моей стороны или нет! Если это не более, чем игра, — ни мне, ни вам индульгенция отпущена ни за что не будет! Вы ведь все делаете только всерьез! Но если вдруг вы сочтете, что это серьезно… А, здесь уже можно как-то чем-то себя — и меня заодно — извинить!