Ведьма отмщения
Шрифт:
– Это я понимаю! – он театральным жестом повел вокруг себя, охватив сразу и дом с надворными постройками, и старые деревья, и заросли кустарника. – Это я понимаю, что с тобой происходит! Надо же, как быстро… Ай-ай-ай…
– Что быстро, па?
Мишка приостановился в легкой надежде на следующий акт. Из открывшегося в предвкушении рта вырывалось облачко пара.
– Как быстро яд от этой старой ведьмы проник в поры Матрешки!!! Как быстро пропиталась ее сущность!!! А что будет, когда она сюда часто приезжать станет, а?! Что будет, спрашиваю?! Вовка! – заорал он на зятя, и тот вздрогнул. – Чего молчишь, тюлень?! Что думаешь с бабой своей делать?!
Вовка, не понимающий подобного юмора, оскорбился на тюленя, выкатил впалую грудь и произнес прямо в широко разверзнутый скалящийся Мишкин рот:
– Со своей бабой я как-нибудь разберусь. А вам пора, господа, пора!
Отец с Мишкой укатили. Она с Володей вернулась в дом. Ей вдруг захотелось все тут осмотреть, все перевернуть вверх дном, все прощупать. Не сокровища были ей нужны, их и не имелось. Ей вдруг стало казаться, что в скверном бешенстве ее отца в адрес умершей дальней родственницы кроется какая-то тайна. Что-то было тут не так. И ей очень хотелось это «не так» отыскать в пыли, в старых газетах, фотографиях, полуистлевших документах и письмах, в записках, хранившихся в карманах давно вышедшей из моды одежды.
Вовка, как ни странно, взялся ей помогать. И они два дня перелистывали, перетряхивали, перекладывали старые вещи. И почти все оттащили в мусорные контейнеры.
– Ничего здесь нет, – обиженно выпятил нижнюю губу ее благоверный, сделавшись очень неприятным и непривлекательным. – Ничего ценного.
– А и ладно, – беспечно махнула она тогда на все тайны рукой. – Зато дом очистили. Смотри, как все чистенько…
Она же у каждого мусорного пакета отвоевывала территорию с тряпкой и со шваброй. Дом опустел, но пустота эта дышала свежестью и чистотой – сделала ремонт. Следом она начала заполнять эту пустоту мебелью, шторами, салфетками, скатертями, своими вещами, посудой, книгами. И в результате к сегодняшнему апрельскому вечеру она могла бы здесь совершенно замечательно жить. Если бы…
Если бы не ее отец, вцепившийся в идею изгнания из нее чего-то ужасного, не поддающегося объяснению, сильно изменившего его дочь в худшую сторону.
Если бы не ее брат, вознамерившийся, наконец, жениться и попавший в какую-то скверную историю.
Она не вникала. И от этого казалась отцу еще более отвратительной.
Если бы не ее муж, затевающий за ее спиной что-то темное.
Она это точно чувствовала – затевает. Смотрит на нее странно и со значением. Улыбается совершенно некстати. Ей от его ужимок было плохо. Хотелось бежать из огромной гулкой квартиры прочь, прочь. Она и бегала. Все чаще и чаще. Сюда – в старый теткин дом, не сохранивший для нее ни единой тайны.
Если бы не один очень дерзкий молодой человек, от взгляда которого у нее прыгали по спине, а особенно густо под лопатками ледяные мурашки.
И если бы не странные телефонные звонки, участившиеся в последний месяц.
И если к первым трем помехам она давно привыкла, привыкла не обращать на них внимания и воспринимать такими, какими они сложились, если четвертую помехой не считала и просто, замерев, ждала, что же будет дальше, то с этими звонками была просто беда!
Началось это…
Как бы не соврать самой себе, почти два месяца назад. Да, точно. Один месяц и три с половиной недели назад. Позвонили на домашний как раз в обеденный перерыв.
Странно, что ее вообще застали дома. Она никогда не обедает вне стен фирмы. Руководство организовало им всем превосходные комплексные обеды, пренебрегать которыми было просто глупо.
Во-первых, она сама была в составе того руководства. Во-вторых, стоило все пустяки пустяковые. В-третьих, это никак не напрягало и не вырывало из рабочего ритма. А тут что-то она дома забыла, документы, что ли, какие-то. Или колготки у нее порвались, а в ящике стола запасных не оказалось. Не суть важно! Она просто сорвалась с рабочего места и поехала домой, предупредив, что скоро будет. И не успела войти, как зазвонил телефон. Она сняла трубку, вежливо сказала: «Алло». А в ответ тишина! Она еще пару раз повторила, снова тишина. Она повесила трубку, решив, что это сбой какой-то на линии. Тут снова звонок. И опять тишина. И так раза четыре или пять. Она не считала, если честно. Но что телефон звонил и в трубку молчали не раз и не два, это точно.
Может, Вовке звонили? Может, какая-нибудь тайная воздыхательница, зная, что Маша на работе, решила с ним потарахтеть по телефону? Так тоже глупость несусветная. Он раньше восьми вечера никогда дома не бывает. С восьми и до восьми квартира была от него свободна.
Кто мог звонить?
Она не знала, села в машину, подергала плечами, укатила на работу и через час забыла о звонках. Они о себе напомнили через два дня. Потом еще через три, через неделю. И пошло, и покатило! Звонили без конца. В разное время суток. Причем звонили тогда, когда Вовки не было дома.
– Не ты развлекаешься? – спросила его Маша, поймав как-то на себе один из его потусторонних мерзких взглядов.
– Я похож на идиота? – поднял Вова на нее удивленные глаза.
Если честно, то она давно считала, что ее муж не только похож, но самым настоящим идиотом и является.
Скажите, вот зачем жить с нелюбимой женщиной, зачем?! Ладно бы зависим от нее был в чем-то, в материальном плане или физиологически, или еще как. Но нет. Вполне обеспечен, самодостаточен и самостоятелен. Физиология в их браке отсутствовала как явление уже почти год. Спали в разных спальнях. Маша даже поначалу заподозрила Вовку кое в чем таком нетрадиционном. Оказалось, с этим у него полный порядок, трахал своих секретарш и бухгалтерш с завидной регулярностью. Были у него и какие-то отдельно взятые, чистые и прекрасные отношения вне фирмы.
Так зачем он с ней?! Из-за жилья? Намекнул бы, тогда она бы в теткин дом переехала. Она там все переделала. Все, кроме камина. Он ей нравился таким вот – прокопченным, растрескавшимся, старым. Может, хоть он какую-то тайну хранит, а? Тайну, не подлежащую уничтожению!
Она бы точно уехала. Стены их громадной квартиры давно на нее давили. Только первой шаг сделать не могла. Не из трусости, из упрямства. Чего это она первой должна начинать разговор? Пусть сам решается, если считает, что пора пришла. Вот и идиотом себя опять же не считает. Пусть сам!
– Ты считаешь, что я способен часами названивать тебе и молчать?! – вопросил Вовка.
– Ну да, глупо как-то.
– Вот-вот!
– А никто из твоих не мог? Ну, возможно, кто-то, кто питает уверенность, что у нас с тобой не сложилось… – впервые решилась она намекнуть, что уверена, что он не без греха.
Он даже не дал ей закончить, начав с упоением отстаивать всех своих знакомых женщин. И умные-то они, и деликатные, и никогда в жизни не станут тревожить покой семьи мужчины, с которым у них…