Ведьма Пачкуля и сумасшедшие каникулы
Шрифт:
Было слышно, как чуть поодаль метлы метут пол в своем также весьма непросторном сарае и пререкаются с парой местных шезлонгов на древесном (по общим отзывам, ужасно трудный язык).
В окнах «Вида на океан» мелькали огоньки — укрощенные гостьи ходили на цыпочках по своим спальням с половинками свечей, пытались разобрать вещи и шепотом спорили, кому где спать. Время от времени миссис Молотофф звучным строгим голосом оглашала правило «ПОСЛЕ ЗАКАТА НЕ ШУМЕТЬ».
— Хватит жаловаться, — сказала Пачкуля и зевнула. — По мне уж лучше тут спать. Не нравится мне эта молотоффская хибара.
— Фто сначала? Пойти купаться? — спросил Хьюго. Глаза у него округлились от восторга.
— Лезть в воду? Это вряд ли. Нет, завтра первым делом пойдем на пирс. Там вся жизнь. Если верить буклету. Все, давай спать.
— Хорофо, — сказал Хьюго и, вздохнув, свернулся калачиком. — И все из-за твой запах…
— Я верю в вонь и грязь. Каждый должен быть готов пострадать за то, во что верит. Нечисть всемогущая! Что это еще за шум?
Вечерний бриз разносил по побережью душераздирающие звуки. Как будто ногти скребут по классной доске, орет сигнализация и грохочут крышки мусорных баков. Ошибиться невозможно. Это — гоблинская музыка.
«Гобболенд» открылся.
Мы прерываем наш рассказ для экстренного выпуска новостей о гоблинах. За последние двадцать четыре часа они проделали долгий, трудный путь, полный испытаний и опасностей. Цуцик занозил палец на ноге, Гнусу в глаз попала песчинка, Обормот и Свинтус натерли ужасные волдыри. Косоглаз проиграл в битве с крольчонком и получил ранение в виде царапины на лапе. Пузан потерял шапку. У Красавчика колени распухли и стали как воздушные шарики.
К сожалению, проделав весь этот долгий, трудный путь, гоблины обнаружили, что шли по кругу. Они вернулись туда, откуда начали, и сейчас спят вповалку, вконец утомившись спорить, кто виноват.
— Конец сообщения —
Глава десятая
Пляж
— Пойдем со мной на пирс, Шельма, ну пожалуйста! — в тысячный раз упрашивала Пачкуля. Она сидела на пляже одетая и нетерпеливо барабанила ногами по большому камню. Чуть поодаль Хьюго шлепал вброд по маленькой запруде и размахивал палочкой от леденца, надеясь сразиться с пираньями.
— Нет, — сказала Шельма. Она растянулась на большом лиловом полотенце, обложившись десятками бутылочек с самодельными средствами для загара. На Шельме был впечатляющий шерстяной купальник в желто-черную полоску; на лбу у ведьмы лежал большой огурец (она где-то вычитала, что огурец охлаждает глаза). Она походила на сального шершня с овощным гарниром и кучей предков-палочников.
— А как же «Зеркальная комната»? Ты же говорила, что хочешь туда сходить, — запротестовала Пачкуля.
— Позже. Когда у меня будет великолепный загар. И вообще,
Она убрала огурец и недовольно уставилась на двух мумий, которые энергично натирали свои бинты лосьоном для бальзамирования. Мумий зовут Запеленатхет и Иссохнимон. Когда-то, до всех этих бинтов, они были фараонами, поэтому считают, что шезлонги принадлежат им по божественному праву.
Народу на пляже потихоньку прибывало. Семейка троллей в гавайских рубашках собрала груду камней и теперь отгораживала свою территорию. У самой воды визжащие баньши гонялись друг за другом с надувной акулой. Рядом шайка зомби пинала мяч, а у волнореза фотографировались, улыбаясь во все зубы, скелеты.
— Ты вся розовая уже, — предупредила Пачкуля. — Смотри, сгоришь.
— Глупости. Моя кожа не боится солнечных лучей, у меня с собой целый арсенал специальных кремов, — объяснила Шельма. — Хочешь, можешь тоже намазаться, — великодушно прибавила она.
— Нет, спасибо, — поспешно ответила Пачкуля. — Меня грязь от солнца защищает. Ну пойдем же со мной на пирс!
— Сказала же, нет. И потом, Дадли будет меня искать, когда вернется. Он сейчас на лодочном причале. В юности мой котик был моряком, так что у него, видимо, зов соли, или как там это называется. Он вчера ночью во сне пел матросские песни. Та еще ночка выдалась, Дадли голосит, и в придачу эта ужасная гоблинская музыка. И меня поселили с Мымрой — она храпит и ест в кровати бутерброды с патокой.
Повисла неловкая тишина.
— Как, кстати, в «Виде на океан» завтрак? — спросила Пачкуля как бы невзначай, стараясь не выказывать интереса. Она еще не до конца простила Шельме, что та бросила ее в час нужды.
— Кошмар. Вареные яйца и жидкий чай. Мы надеялись, Чепухинда что-нибудь скажет, но она и бровью не повела. Некоторые из нас считают, что она с этой своей вежливостью перегибает палку, — хмуро сказала Шельма.
— Зашла бы ко мне в палатку, — сказала Пачкуля. — Мы с Хьюго приготовили славную рыбку на костре. Просто объеденье.
Завтрак и впрямь был отличный, особенно у Пачкули, которой не пришлось ничего делать — только есть.
— Да, надо было, — с завистью признала Шельма. — Но я не знала, будешь ли ты мне рада после этой истории с палаткой. Это было непростое решение, поверь мне, но, чесслово, мы бы все там просто не поместились. Нас четверо да еще моя косметика.
Снова неловкая тишина.
— Наверняка ты бы не отказалась от большого мороженого, — наконец сказала Пачкуля. — Раз ты не завтракала. Уверена, на пирсе продают мороженое.
— Не хочу мороженого. Я загораю. Иди одна, если хочешь.
— Ну и пойду, — сердито сказала Пачкуля. — Пошли, Хьюго, запрыгивай в ведерко. Отправляемся на поиски развлечений!
И они пошли, нарочно шаркая, чтобы обдать галькой Иссохнимона и Запеленатхета.
Вдалеке близняшки Бугага и Гагабу, вооруженные банками из-под варенья и рыболовными сетями, карабкались по скользким скалам — они исследовали запруды в поисках то ли новых питомцев, то ли обеда.
— Э-ге-гей, Пачкуля! — позвали они. — Айда с нами рыбачить!