Ведьма, пришедшая с холода (сборник)
Шрифт:
— Боюсь, что так.
***
Зерена сражалась с чудовищной головной болью большую часть утра, и Александр Кометский делу не помогал.
— Ты можешь позорить меня перед теми болванами из университета, если тебе так нравится, но это... — Саша хлопнул мясистыми пальцами по столу, — моя сфера. Здесь у тебя нет власти. Никакой. Даже если твоему мужу, ублюдку вонючему, снова вздумается посетить посольство, его сюда и на порог не пустят. Я глава резидентуры. И я не позволю тебе или кому-то еще вмешиваться в мои операции!
Зерена сунула в рот аспирин и разгрызла таблетку. Обрадовалась вкусу горького мела. Получше Сашиного скрипучего голоса.
— Мне бы и в голову не пришло вмешаться в дела КГБ, Сашенька. Я дипломат, в конце-то концов. Мне не место среди шпионов.
Саша издал смешок, и звук был таким резким, что она чуть не вздрогнула.
— Если ты дипломат, то я — ебаный Эндрю Карнеги [78] . Что ты натворила, Зерена? Чудесное возвращение моей оперативницы попахивает твоим вмешательством.
78
Американский предприниматель и филантроп, финансировал строительство Карнеги-холла в Нью-Йорке, основал Институт Карнеги в Вашингтоне.
— Ты сохранил лучшую оперативницу и не опозорил весь свой штаб глупым приказом, отправив ценных сотрудников на верную смерть, когда заподозрил нарушение со стороны американцев. Я бы сказала, на данный момент ты в весьма хорошем положении, — возразила Зерена.
Саша вырвал листок бумаги из своей печатной машинки.
— Срочное сообщение в московский штаб. «С большим прискорбием сообщаю о смерти Татьяны Михайловны Морозовой, погибшей при попытке вернуть советского гражданина или граждан, которого или которых, как мы полагаем, против воли удерживают американцы как обладающего или обладающих обширными знаниями передовых инженерных технологий Советского Союза. Я не давал одобрения на эти действия, боясь за жизнь товарища Морозовой, и вместо этого советовал разработать альтернативные пути возвращения похищенного ученого. К сожалению, она взяла на себя...»
Саша оскалился и принялся терзать листок. Зерена нахмурилась, когда на нее посыпались обрывки бумаги.
— Мне это было нужно. Нам это было нужно. КГБ проявил бы достаточно рвения в попытках вернуть ученого, наши коллеги все равно получили бы требуемый компонент, а мы избавились бы от этой лживой суки — одним махом.
Зерена выставила вперед ладонь — гладкую, слегка пахнущую парижским лосьоном.
— Сашенька.
Он запыхтел, но сдержал тираду. Зерена ощутила в голове пульсацию боли и подождала немного, прежде чем продолжить.
— Ты смотришь на нашу милую Танюшку и видишь лишь одну из них. Соперницу. Противницу по шахматной партии, верно?
Саша посмотрел на одну из шахматных досок. Зерена проследила за его взглядом и, изучив партию, поняла, что он в безвыходном положении. Любой шаг обернется для него гарантированным проигрышем.
— Но она нам пригодится. Ее знание. Сила. Влиятельное положение. Она может стать нашей посредницей, марионеткой. А учитывая ее происхождение, я уверена, что она не лишена способностей в нашем искусстве. — Зерена позволила себе мимолетную улыбку. — Нам ведь не стоит тратить попусту ресурсы, которые оказались в нашем распоряжении? Пусть этим занимаются буржуазные капиталисты.
— Ты ничего не знаешь о трудностях рабочего класса, — проговорил Саша тихо. — С тех пор как ты вышла за него, ты купаешься в крови эксплуатируемых...
Ярость Зерены сжалась до раскаленной точки. Железо в ее крови горело. Золото на ее запястьях плавилось. Она была раскалена добела, гнев бурлил и кипел. На мгновение она представила, как топит в нем Сашу.
Но потом она медленно выдохнула и откинулась на стуле.
— Я все знаю, — сказала она осторожно, — об этой борьбе. О выживании.
Сашины руки все еще были сложены на груди, но теперь они напоминали щит.
— Я могу изменить ее. Она принесет нам гораздо больше пользы, чем если останется строчкой в отчете. — Зерена расправила плечи с приятным хрустом. — Не буду мешать тебе работать. Но не мешай и мне.
Саша долго смотрел на нее, затем устало кивнул. Весь задор будто испарился из него — пока. Зерена знала его слишком хорошо и не надеялась, что это продлится долго. Его взгляд скользнул к свитку на стене: японский пейзаж — туманные горы, изящные ветви деревьев.
— Еще один наш, — нараспев произнес он.
Зерена улыбнулась. Ее мигрень отступала.
— Еще один наш.
Она сняла звуковые чары, защищавшие кабинет на случай прослушки, и вошла в главный зал резидентуры.
И замерла. В десяти метрах от нее за столом сидела Надя Острохина, копалась в ящиках с ленивым видом человека, который хотел скорее казаться занятым, чем найти сокровище. Не такое уж раннее утро, у нее могло быть здесь дело, и все же... Внимание Зерены привлекла вспышка золотого и желтого в Надиной руке.
— Не рановато для вас, товарищ? — спросила Зерена, приблизившись к ней с острой, как кинжал, улыбкой. — Я скажу французскому послу, что его вечеринки становятся слишком скучными.
Надя улыбнулась в ответ слишком поспешно.
— Боюсь, я пропустила французскую вечеринку. Неважно себя чувствовала. Мне все еще нездоровится, если честно. — Она закрыла ящик бедром. — Забирала кое-что, прежде чем уйти домой.
Надя еще крепко сжимала в руке что-то, замеченное Зереной. Она знала, что Надя — младшая сотрудница, проводила много времени с Морозовой, и эту возможность нельзя было игнорировать...
Зерена метнулась к Наде и схватила ее запястье. Большим пальцем нащупала мягкую точку между костями и впилась в нее. Надя взвизгнула и дернулась, но хватка у Зерены твердая.
— Товарищ... — Надя смотрела на нее, распахнув глаза. — Прошу...
Зерена продолжала нажимать на болевую точку. Надины пальцы раскрылись. Но нет... это не ритуальные компоненты, вообще ничего полезного. В ладони лежал лишь огрызок желтого карандаша.
— У нас в посольстве объявился воришка канцелярских принадлежностей, — сказала Зерена резко. — Не хочется думать, что в этом замешаны Сашенькины сотрудники.