Ведьма, пришедшая с холода (сборник)
Шрифт:
Драгомир отшатнулся, поднял руки и закричал по-чешски:
— Поверить не могу!
— Хорошо. — Гейб ткнул Драгомира пальцем в грудь. Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. — Нам нужна твоя помощь. Нам нужно, чтобы ты сотрудничал с нами.
— Я выиграл, а ты проиграл. А теперь орешь и обвиняешь меня!
— Русские похищают людей, Драгомир. Вчера я следил за агентом КГБ: она украла студентку истфака прямо из общежития. Студентку зовут Андула Злата. — Он схватил Драгомира за лацканы пиджака и притянул к себе. — Проверь у себя. Злата исчезла.
— Почему? — Прорычал Драгомир. «Переигрывает», — подумал Гейб. Капелька слюны поползла по его щеке.
— Не знаю, зачем она им, но она исчезла. Твоя дочь ведь тоже студентка?
— Да отстань уже от меня! Я сыграл и выиграл, что еще нужно?
— Нам нужен ты, Драгомир. Ты нужен своему народу.
Драгомир сверкнул белыми зубами, кровь прилила к его лицу. Он тяжело дышал. Но он отчетливо кивнул: «Да».
— Проверь, Драгомир. Сам убедишься. Только одна загвоздка: я больше не смогу с тобой работать после такого публичного контакта. Так что сделай две вещи. — Гейб взял Драгомира в кольцо, будто собирался бросить его на землю. — Если хочешь работать с нами, надень на вечеринку в честь советского посла белую бутоньерку. Кто-то свяжется с тобой — но не я. Нам больше нельзя встречаться.
— А второе?
— Ударь меня. Немедленно.
Драгомир был неповоротлив, как памятник. Его пиджак пропах молью и чаем. Но он так врезал Гейбу, что тому даже не пришлось разыгрывать удивление, когда кулак прилетел ему в лицо.
Он упал на тротуар и сидел, моргая: в глазах мелькали звезды, солнце и холодное стальное небо.
— Это, — заявил Драгомир, — за то, что ты назвал Драгомира Миловича шулером. Уходи, дружище. Мы закончили.
Никто не помог Гейбу подняться, и поделом.
4.
Драгомир выдал ему подлый правый хук. К вечеринке в честь дня рождения посла отек под глазом у Гейба сошел, но даже с гримом он выглядел так, будто продержался три раунда с Мухаммедом Али [19] .
Вечеринка у посла была шикарной. Все, кто имел хоть какой-то вес, там присутствовали, и были даже люди совсем незначительные. Цветы не по сезону извергались из ваз, расставленных у стен. Люстры сверкали. Квартет играл что-то, Гейбу неизвестное. Жены послов и аппаратчиков блистали на паркетном полу, оставляя после себя невидимые шлейфы тайн и духов. Зерена Пулноц сияла во главе своей клики, в которую Гейба никогда бы не позвали, и его это устраивало. Ее мужа, виновника торжества, нигде не было видно.
19
Американский боксер в тяжелой весовой категории, выступал на ринге в 1960–1970-х годах.
Сотрудники посольства собрались возле шведского стола, поглощая икру, а Гейб нашел себе бокал с напитком, который выглядел как шампанское, но на вкус был похож на электролит, и устроился наблюдать у входа.
— Прокофьев, — объявил Джош, стоя у него за плечом.
— Новенький?
— Музыка. Выглядишь ужасно.
— А я-то столько времени потратил, чтобы нарядиться ради тебя! Я оскорблен. Видел уже Миловича?
— Я только приехал. — Джош одернул рукав. Гейб чувствовал бы себя голым в облегающем костюме, как у Джоша. Эта серая клетка никому не льстит. — Погоди. Вон. У дальней стены, в углу, возле роз.
Гейб позволил себе перевести взгляд в ту сторону под предлогом разглядывания длинных девичьих ножек. Там стоял Драгомир: курил, громко смеялся над шутками приятеля — Гейб узнал его друга, коллегу из министерства. В петлице Драгомира цвела хризантема — белое солнышко на черном пиджаке. Гейб чокнулся с Джошем.
— Умница мальчик. Теперь он твой.
— Малыш Драгомир, так вырос. Будешь по нему скучать?
— Ужасно. — Шесть месяцев работы пришлось подарить другу, украсив цветочком, да еще и получив в морду. — Постарайся не слишком на него тратиться, ладно?
— Я должен был тогда проиграть.
— Конечно, — согласился Гейб. — Раз ты так считаешь. Иди. Общайся.
— За нас. — Джош скривился от шампанского и вышел в зал.
Теперь надо найти Алистера.
***
К сожалению, никому нельзя пренебрегать приглашением на день рождения посла, особенно если по легенде вы служите атташе по культуре и особенно если вы уже и так не в ладах с начальством. Поэтому, хоть Таня и надеялась в выходные порыться в шкафу и разгрести завалы документов, чтобы привести дела в соответствие с требованиями ее должности — вызывающими все большее раздражение и забирающими все больше времени, — ее суббота ушла на подготовку к вечеринке, на которой сам посол, если верить сплетням, даже не появится. Ему нездоровилось. Но Зерена Пулноц, блистательная дуэнья пражских дипломатических кругов, не допустила бы, чтобы что-то помешало празднованию дня рождения ее мужа, даже сам муж, больной и стонущий в постели. Так что Таня нанесла на лицо боевую раскраску, облачилась в лучшее платье и туфли, и, когда уже больше нельзя было тянуть, отправилась в зал, как на битву.
Она не собиралась там задерживаться. Хотела появиться, чтобы ее заметили, и удалиться до следующего сражения. Она проплыла на залитый ярким светом паркет, протанцевала с юным сержантом безопасности посольства, который выглядел менее неуклюжим в штатском. Улыбкой поблагодарила его за танец и отвернулась, надеясь найти Надю и выход.
Но гора бриллиантов и голубого шелка преградила ей путь: Зерена Пулноц, на этот раз без приспешников и младших помощников, высокая, резкая, худая, с улыбкой, сверкающей, словно нож, и столь же нежной.
— Таня Морозова! Дорогая. — Она протянула ей руку. — Так рада тебя видеть. — Они обнялись, и Зерена расцеловала ее в щеки. — Мне стыдно, что я так мало общалась с тобой последние несколько недель. Бедняжка, ты выглядишь такой усталой.
Таня тоже пыталась звучать... бойко.
— Зерена, — сказала она, ведь жена посла настаивала на таком обращении, отказывалась от титулов и даже «товарища», что могло показаться притворством, не будь это так тщательно выверено. — Благодарю вас за беспокойство. Все хорошо, а как вы? Это, должно быть, такой удар, что ваш муж так внезапно слег. — Замечание прозвучало вымученно, даже для нее.
Если Зерена и заметила, то это не вызвало ее интерес:
— О, Андрей поправится. Он такой благородный, если так можно сказать: не хотел разочаровать друзей, отменив вечер. Я восхищаюсь этим: назовем это мужеством, русским духом. У тебя и самой его предостаточно, Таня. Работаешь допоздна, упорно и с радостью. Я даже не ожидала встретить тебя на прошлой неделе на нашем маленьком комсомольском приеме, хотя, полагаю, Саша засовывает свои хваткие пальцы в каждый пирог. — Она усмехнулась, и Таня начала искать пути отхода. — О нет, — продолжила Зерена с внезапным ужасом, — я не имела в виду, что ты была некстати. Твое присутствие вызвало непередаваемый восторг. Ты только выполняла долг или, смею надеяться, наслаждалась мероприятием? Мы тебя еще увидим?