Ведьма: тьма сгущается…
Шрифт:
– Эх, торопыга Жилин, куда ж ты летишь? Давай медленно, с расстановкой и по порядку, – лениво сказал Багрянцев. – Ваня, а ты чего не записываешь?
Керченский похлопал себя по карманам, в растерянности развёл руками, затем стукнул себя по лбу и рванул к машине. Багрянцев с кислой миной проводил его взглядом. Керченский вернулся с блокнотом и стал записывать рассказ Жилина.
Багрянцев докурил, взглянул на часы, потом по сторонам.
– Чёрт подери этих медиков. Ладно, веди, Жилин, посмотрим, что к чему.
Он проводил следователей
– Видишь, Ваня, на лице трупные пятна. Он умер несколько часов назад. Это что там внизу, нож?
– Кажется, – Керченский присел на корточки и заглянул под стул.
Он снова закашлялся, пытаясь подавить приступ рукой.
– Пофоткай тут, только пока что издалека, чтобы не наследить, а то медики потом ворчать будут.
Керченский достал телефон и сделал несколько фотографий.
Капитан аккуратно, чтобы не наступить в кровь, вдоль стены пробрался к окну, выглянул, осмотрел раму.
– Семён, окно было открыто?
– Так точно!
– Ваня, запиши.
Капитан вышел из комнаты, и деревянный пол заскрипел, вторя его шагам. Следом вышел Керченский, а за ними поспешил Жилин. В другой комнате было разбито окно. Капитан что-то подобрал с пола, сунул в пакет и погрузил в карман.
– На раму обрати внимание, – Керченский подошёл ближе, а Жилин выглянул из-за его спины.
На подоконнике была слущена старая краска.
– Понял? – спросил Багрянцев у Керченского.
– Да! – ответил Керченский.
– А я не совсем.
– Кто-то влез через окно, – сказал Керченский.
– А второе окно? – задумчиво произнёс капитан. – Жилин, скажи, у сослуживца был ключ от дома?
Жилин помотал головой:
– Ключ хранится в управлении.
От стука все трое вздрогнули: входная дверь распахнулась, и в дом вошли двое в медицинских масках и зелёных комбинезонах.
– Ну наконец-то. Вас только за смертью посылать! – воскликнул Багрянцев и хрипло рассмеялся. Взглянул на хмурое лицо Жилина и сказал: – прости дружок, профессиональный юмор.
Он поздоровался с медиками и обратился к Керченскому:
– Ваня, ты за старшего! Я на связи. Звони, пиши, шли деньги, – он кивнул в сторону медиков и прошептал: – за ними посмотри, а то мало ли, ага?
– Так точно!
– И ещё кое-что: журналюгам – ни слова! Пользуйся дежурной фразой: «В интересах следствия информация по делу не разглашается».
Багрянцев вышел. Керченский и Жилин переглянулись.
– Как новая должность? – спросил Жилин, чтобы заполнить паузу.
– Хорошо, – Керченский потупил взгляд в блокнот и спросил: – Слушай, Сеня, ты не в курсе, зачем он вообще сюда забрался?
– Ты слышал о его больничном?
Иван кивнул.
– Так вот, он думал, что ведьма его прокляла. Может быть, искал что-то, чтобы того… снять проклятие… Это кажется бредом, но в то же время я его понимаю. Врачи-то ему
– Понятно, спасибо, Сеня. Если что, мы с тобой свяжемся, а сейчас кто-то должен сообщить его жене. Вы, вроде как, хорошо общались.
Жилин тотчас вспомнил все подколы с его стороны, и ему стало не по себе. Но кто если не он?
Они попрощались. Жилин вышел на улицу, обогнул белый судебно-медицинский микроавтобус и только что прибывший болотного цвета уазик, выполнявший роль катафалка для перевозки его товарища.
Он сел в машину и уставился вперёд в одну точку. Просидел так несколько минут. Его мысли были не здесь, они были рядом с Леной Мамаевой, которая наверняка, ничего не подозревая, занималась домашними делами, смотрела телевизор или говорила с подругами по телефону. Жилин сжал руль потными ладонями и тот жалобно заскрипел.
– За что же вы его, суки… – просипел Семён.
По дороге он думал, как сообщить, с чего начать. Прокручивал в голове десятки вариантов фраз. Он то просил её присесть, то говорил всё сразу, на духу, чтобы сделать удар менее мучительным. Но в его мыслях всё заканчивалось одинаково. Лена плакала, а он, не зная, как утешить, просто стоял и хлопал глазами или мял в руках фуражку, в общем, вёл себя как полнейший идиот, хотя это меньшее, о чём нужно было беспокоиться в таком случае.
Чем ближе он подходил к её двери, тем быстрее билось его сердце. Когда он нажал на звонок, то не чувствовал ничего, кроме гулких ударов в ушах. Дверь отворилась, Лена в заляпанном фартуке, с улыбкой на устах, с туго собранным хвостом, горит, сияет, как свеча в темноте. Ещё несколько минут, и она погаснет. Жилин её потушит. И кто знает, когда она загорится вновь.
– О, Жилин, давно не виделись. Заходи! – протарахтела Лена и упорхнула на кухню.
Жилин шагнул в дом, и его окатило горячей волной то ли от переживаний, то ли от жара готовки.
– Я тут котлеты жарю, – кричала она с кухни, пока тот разувался.
Жилин встал в проходе кухни. Лена снимала со сковороды дымящиеся котлеты цвета старой ржавчины.
– Ну, рассказывай! Ты, наверно, к Илье? Так он на службе. Вы разве не вместе сейчас работаете? Присаживайся, будешь дегустатором, – с задором воскликнула она, не отрываясь от плиты.
Она выложила новую порцию котлет на сковороду. Развернулась с тарелкой уже готовых и взглянула на Жилина. На его лице был отпечаток утра. Такое не сотрёшь.
– Ты чего, Семён, что с тобой?
– Лена. Илья погиб.
– Прости?! – переспросила Лена, и улыбка мигом исчезла с её лица.
– Погиб сегодня ночью.
Её руки ослабли, тарелка наклонилась, и котлеты одна за другой полетели на пол.
– Но… я же… как…
Она выронила тарелку и оступилась, ослабла, как тряпичная кукла. Жилин подхватил её, обнял, прижал к себе. Лена зарыдала, содрогаясь от горя, хваталась за его плечи, как за спасительный образ, оставляя на кителе жирные следы готовки.