Ведьма: тьма сгущается…
Шрифт:
Она плакала, всё не унимаясь, а он долго обнимал её. Настолько долго, что котлеты на плите успели сгореть. Жилин спохватился, высвободился из душных объятий, усадил её на стул и выключил плиту. Открыл окно и включил вытяжку на полную. Присел напротив и взглянул в её пустые глаза, не зная, как утешить. Когда молчание стало нестерпимым, Жилин сказал:
– Скоро мне надо будет уйти. Я всё-таки на службе.
Лена обречённо кивнула.
– Как это случилось? – она смахнула слезу с раскрасневшегося лица.
– Его убили, – холодно ответил Жилин.
– Кто?
– Пока не знаю. Я обнаружил его утром. Следователь говорит, что он погиб несколько часов назад. Ночью.
Лена всхлипнула, теребя в руках край фартука, не глядя на Жилина, а куда-то в пол, или сквозь него.
– Знаешь, какие последние слова он от меня услышал?
Жилин покачал головой.
– Я обидела его, оттолкнула. Сказала, что мне нужно время, чтобы свыкнуться с его болезнью. Время, которого теперь нет.
– А он?
– Он – ничего. Когда я проснулась, его уже не было, но он не впервые уходил так рано, до моего пробуждения. Я отправила детей в школу, приняла душ, посмотрела серию «Чёрного зеркала», поговорила с мамой, господи, о чём я говорила… а он всё это время был… мёртв. Я занималась чёрт-те чем и не знала…
Лена замолчала на мгновение, а потом спросила:
– Где это произошло?
– Мы описываем имущество некой Айтемировой Гульназ. Там я его и нашёл.
– Зачем? Зачем-зачем-зачем он туда пошёл? – повторяла она. – Почему ночью?
Жилин взял её за руку, посмотрел в глаза и сказал:
– Я обязательно узнаю.
IV
Тело увезли. Улики собрали – судмедэксперты прикрепили к делу всё, что посчитали подозрительным или важным, начиная с орудия убийства – ножа, заканчивая осколками стекла и статуэткой, что стояла на полке неподалёку от тела – на ней нашли капельки крови.
Остался лишь Керченский. Он опрашивал соседей о том, что произошло ночью. Сосед из дома номер 6, лысеющий мужчина Кирилл Фокин сказал, что спал всю ночь как убитый, его жена тоже ничего не слышала. Старик из дома напротив сообщил, что слышал какой-то треск, но не придал этому значения, другие члены семьи лишь покачали головой. Последней на очереди была старушка из дома номер 3. Керченский помнил её, ведь несколько месяцев назад, будучи ещё сержантом, он приезжал на вызов по этому адресу – старушка жаловалась на вой соседской собаки.
Керченский поискал звонок на ржавой калитке, но так и не нашёл. Он подтолкнул калитку, и та со скрипом отворилась. Потрескавшийся асфальт привёл его к дому. Керченский спугнул чёрного кота, что спал у ливнёвки, рядом с опустевшей миской. Постучал в дверь, и та приоткрылась.
– Есть кто-нибудь? Бабушка… – он попытался вспомнить имя, но осёкся.
Постучал ещё раз, заглянул в щель приоткрытой двери, заметив лишь уголок беленой печки и клетчатые тапки на полу.
– Есть кто-нибудь? Это полиция.
Никто не ответил. Керченский толкнул дверь и вошёл. Пахло нафталином и старым деревом – так пахло и у его ныне покойной бабушки.
Он щёлкнул выключатель. Тусклая лампа сделала кухню даже мрачнее – появились чёрные тени от печки, стульев, дров…
На полу рядом с дровами Керченский заметил тёмную каплю. Потом ещё одну рядом с печкой и несколько в проходе к следующей комнате. Он обошел подозрительные капли, ступив в темноту другой комнаты. Нашарил выключатель и щёлкнул. На полу у окна лежала старушка. На её груди зияло кровавое пятно.
– Господи, – выдохнул он.
Подойдя ближе, разглядел лицо, перекошенное ужасом, бесцветные глаза смотрят в потолок, а рот искривлён мучительным спазмом.
Керченский взял рацию:
– Приём, это Керченский. Пришлите судмедов по адресу Бирюзовая 3.
На том конце повисла пауза.
– Как слышно? – спросил Керченский.
– Слышно хорошо. Адрес правильный? Команда медиков уехала из дома по адресу Бирюзовая 5 сорок минут назад.
– Возвращайте, здесь труп женщины, соседний дом. Похоже, убийства связаны.
– Принято, ожидайте.
Вновь началась возня с уликами, отпечатками пальцев, осмотром тела. Керченский исписал треть блокнота. Сделал несколько фотографий тела, потом окружения: тумбочку со слуховым аппаратом на зарядке рядом с начатой бутылочкой валокордина и пустым стаканом.
Когда закончили с телом старушки и её выносили в полиэтиленовом мешке, Керченский почувствовал огромное облегчение, пусть на этом рабочий день и не закончился. Вернувшись в участок, он отчитался Багрянцеву – тот сидел за столом и прихлёбывал чай, изредка кивал и ухмылялся, а над его головой на стене висел портрет Путина. Казалось, тот тоже ухмыляется, слушая доклад Керченского.
– Хорошо поработал, Ваня, хвалю! Но расслабляться рано, так что хвост пистолетом, пистолет – тоже пистолетом.
– Так точно, товарищ капитан!
Багрянцев поставил кружку, облокотился на стол и спросил:
– А вообще, как оно? Как настрой? Это ведь твоё первое серьёзное дело.
– Это выматывает, но я чувствую, что это моё.
– Именно такого ответа я ждал, – он хлопнул ладонью по стопке папок. – Сегодня свободен, а завтра чтобы в полной боевой готовности!
Керченский выпрямился и отдал честь, почувствовав, как к горлу подкатывает кашель. Выйдя из кабинета, он поспешил в туалет. Кашель душил, рвался наружу. Он крепко прокашлялся над раковиной, умылся, сплюнул. В водовороте сливного отверстия закрутилась капелька крови, словно змейка, ускользающая из виду.
Он промокнул лоб бумажным полотенцем и на ватных ногах поплёлся к проходной.
V
Вовка видел сон, страшный и до дрожи мучительный. Смуглое лицо, длинные волосы, спадающие на плечи, гневный оскал – это была она, ведьма. Она яростно чеканила проклятия на непонятном языке. В его голове эти звуки смешивались, липли к ушам, въедались, и он изнывал, пытаясь закрыться, убежать. Он видел кровь. Казалось, перед глазами всё было залито вязкой алой кровью. Видел, – нет, чувствовал на языке её медный привкус. Ворочался, крутился, пока не услышал далёкий звон. Этот звон и выдернул его из цепких лап кошмара.