Ведьма внутри меня
Шрифт:
Говорят, перед смертью не надышишься, но я пыталась изо всех сил – пила относительно чистый воздух большими глотками.
Время двигалось странно, как будто рывками: то как всегда, то всё вдруг до крайности замедлялось. Если уж я смотрела на каменный пол, то видела каждую выщерблину, узор и крапинку каждого камня. Или светильники – один буквально врезался в память. Я могла бы нарисовать каждый завиток ковки на нём и даже скол стекла в уголке, и то, как красиво мерцал внутри снежно-белый свет – будто живой огонь, только холодный. Ну и, конечно, особую любовь моих глаз завоевал
Похоже, у меня крыша ехала. Ту-ту и со свистом. Но сделать с этим я ничего не могла. Даже идти сама не могла – меня под руки держали. Сначала я старалась поспевать за солдатами, но теперь, когда коридор вдруг закончился тупиком с глухой чёрной дверью, не волоки меня эти люди – я бы упала. И вряд ли бы сама поднялась, такая слабость вдруг охватила всё тело.
От вида этой чёрной двери я буквально лишилась всех сил.
Дэбрэ подошёл к ней первым. Раздался звук поворачиваемого в замке ключа – и дрожь прошла по моему телу. Дознаватель распахнул дверь и встал рядом с ней, будто привратник. До порога мне оставались считанные шаги.
Сопротивление бесполезно – да, умом я это знала, но инстинкты криком кричали: беги. Как же я боялась этой комнаты, пусть и никогда здесь не была. Но тело, похоже, помнило пытки и изо всех вдруг проснувшихся сил сопротивлялось повторению боли. Я птицей в силках задёргалась в руках ведущих меня мужчин. Они этого не ждали, и возникла заминка.
– Поторапливайтесь, – приказал Дэбрэ. – Или не можете справиться с ней?
Солдаты дотащили меня до порога и втолкнули внутрь, несмотря на яростное сопротивление. Я не устояла на ногах, упала на одно колено, но тотчас вскочила, осматриваясь по сторонам, выглядывая опасность.
Пустой стол, стулья, книжный шкаф, большая деревянная бочка и вёдра – вот и всё, что тут было. А ещё окно – маленькое, узкое, забранное решёткой, так что даже крупный кот не смог бы сбежать. Единственный выход – чёрная дверь, та самая, у которой сейчас стоял Дэбрэ и его люди.
Мне не избежать пытки. Тело это знало, и его трясло.
Совсем недавно я плакала от счастья потому, что могу стоять. Думала, что вернуться в прежнее состояние – ужас больший, чем смерть. А сейчас дрожала, как загнанное в угол животное, и не видела выхода. Ничего страшного со мной ещё не происходило, и пыточных приспособлений я тут не видела, а тело облил холодный пот.
Дэбрэ дал знак, и его люди ушли. Дверь за ними закрылась, и мы остались наедине.
– Вижу, вам не нравится здесь. Плохие воспоминания?
О, он ещё и издевался надо мной.
Дэбрэ, несомненно, ужасный человек. От одного его голоса мурашки пошли по коже.
– Вновь оказаться здесь – это ваш выбор, Майри. Я с вами закончил, но вам, видно, показалось мало. Желаете повторения? Или ощущений поострей? Прошлого раза вам не хватило?
Он смотрел на меня как на врага. Тон, взгляд, слова – всё наполняла издёвка. От него всего меня – моё тело – трясло мелкой дрожью.
Ну я и попала.
Майя, давай, соберись! Иначе погибнешь, если будешь так истерить. Или тебе не приходилось бороться с неподатливым телом? Или ты боли не знала? Давай. На кону твоя жизнь!
Если бы я всё ещё сидела в инвалидной коляске, то сдалась бы без боя. Но я стояла на ногах, чувствовала их, даже в этот миг наслаждалась свободой движения и отсутствием боли. Въевшийся в тело страх не мешал мне хотеть жить, наоборот, это желание стало по-животному сильным.
Дэбрэ неприятно улыбнулся.
– Я даже буду добр к вам. Вы сможете вернуться назад, в свою камеру, если скажете мне, где книга и кто ваш сообщник. Ну, говорите. Я обещаю поверить вам на слово, и мы обойдёмся без криков и слёз.
Я молчала. Да и что я могла говорить? Наверное, и хорошо, что я тут никого не знала. Не будет соблазна обвинить невиновного.
– Не стесняйтесь, Майри. Смотрите, здесь только мы. Вы смело можете сказать мне всё, что вам поручил сказать принц, и избежать пытки. Чьё имя вам приказали назвать? Баронессы Альбской? Виконтессы Брамон? Или сестры Катарины? – к концу небольшой речи Дэбрэ почти шептал, его тёмные блестящие глаза пугали.
Ого. А они тут знают толк в играх. Дэбрэ, очевидно, считал, что пентаграмма на полу и принц с обвинениями появились в камере Майри накануне её казни не просто так.
И что мне со всем этим делать? Обвинять кого-то из незнакомых людей или принца? Эх. Ну вот зачем Дэбрэ вообще называл имена?
Нет-нет, оказаться на моём месте я бы и врагу не пожелала. Не могла я ничего об этих людях соврать.
Чёрт-чёрт-чёрт. Всё шло к тому, что моим единственным выбором станет «не помню, не знаю». Когда-нибудь дознаватель мне, конечно, поверит, но цена его веры может оказаться неподъёмно высокой.
У меня горло сохло, я хрипела, когда говорила:
– Я не знаю никого из названных вами людей. Впервые слышу их имена.
– Да? Даже с названой сестрой не знакомы? – Дэбрэ зло усмехнулся.
Я отступила на шаг. Его ненависть было тяжело выносить, она, словно кольца удава, душила.
– Мне нечего вам сказать. Я не знаю этих людей, я ничего не помню.
– Какой глупый выбор, Майри. – Дэбрэ покачал головой. – Что же такого вам пообещал принц? Ума не приложу, чем он мог купить приговорённую к смерти. Вас не помилуют, это невозможно. Вы ведь умная девушка. Верить принцу Антуану не стала бы даже торговка на рынке. Что бы он вам ни сказал – вас ждёт смерть. Вы могли бы упростить себе жизнь, её оставшиеся часы. Ну же, Майри, признайтесь, будьте благоразумны.
Ну же, Майя, давай: «Принц Антуан приказал мне обвинить герцогиню Бомон… Или графиню? И Бомон ли? Вот чёрт». Имена, названные Дэбрэ, будто кто-то влажной тряпкой стёр из памяти – начисто.
Но, может, оно и к лучшему. Обвини я принца, это не отменит казнь и ничего для меня не изменит. Да и вообще, начти лгать, тебя выведут на чистую воду, а потом ни за что не поверят ничему, что бы ты ни сказала.
– Я не знаю названных вами людей, дознаватель. Если честно, то я уже успела забыть их имена. Я говорю чистую правду.