Ведьма западных пустошей
Шрифт:
Но Курт Гейнсбро считает себя филином! Воистину, у убийцы девушек есть чувство юмора.
Когда они вышли из участка и добрались до площади, то Аделин, ослепшая от яркого летнего солнца и оглушенная запахами и звуками, поняла, что посмотреть на ее казнь пришел весь Инеген. К полицмейстеру и офицерам присоединились бритоголовые здоровяки из личной охраны бургомистра: взяв Аделин в кольцо, они провели ее к помосту, сложенному у подножия памятника Георгу. Гейнсбро-старший, который сейчас выглядел как ребенок, наконец-то получивший желанные подарки на новый год, грубо дернул Аделин за руку и толкнул к ступеням. Она споткнулась и упала, больно ударившись коленями
— Давай, подымайся, тварь.
Он бы, конечно, хотел, чтобы сейчас в Аделин бросали гнилыми помидорами и комьями грязи, но таких подлецов в Инегене и окрестностях не было. Откуда-то издалека донеслось тоскливое уханье, и градоначальник потемнел лицом.
Перед глазами мелькнула серая завеса обморока. Когда она рассеялась, то Аделин увидела, что уже стоит на помосте и один из помощников бургомистра со знанием дела прикручивает ее к столбу. Что-то мягко опустилось на плечо — повернув голову, Аделин с удивлением и радостью увидела верного Куся, который привычно взял ее за ухо клювом и негромко гукнул.
Маленькая светлая душа прилетела, чтобы разделить участь любимого человека.
«Боженька, миленький, — по-детски подумала Аделин, уже почти ничего не видя от слез и задыхаясь от безнадежного горя. — Пожалуйста, я очень тебя прошу. Пусть это будет быстро. Пусть как будто погаснет свет, и все закончится».
Потом слезы вдруг иссякли, болезненный спазм освободил ее горло, и Аделин рассмеялась. Благородный дух прошел свой путь до конца и посрамил злой и неправедный суд. Она скользнула взглядом по людям на площади. Вот рыдают Золли и Элин: обе одеты в траур, обе держат в руках темно-красные цветы, которые приносят на похороны. Родители демонстративно держались в стороне от дочерей, не одобряя то, что они оплакивали ведьму у всех на глазах. Сочувствие — это понятно, но бургомистр наверняка это припомнит, и нормальной жизни тогда не будет: Аделин казалось, что она слышит их мысли. Вот женщины с окраин — Аделин лечила их мужей, их детей и родителей, помогая доктору Холле во время зимней лихорадки. Женщины выглядели так, словно потеряли самого близкого человека. Вот Мари — одна, без Барта, заплаканная. Уве не было — Аделин надеялась, что он еще ни о чем не знает. Ему расскажут, конечно, он увидит газеты — но не сегодня, не сегодня…
На площадь вышел бургомистр, и люди приветствовали его гробовым молчанием. «Все понимают, что я невиновна, — подумала Аделин. — И знают, почему он подписал разрешение на казнь». Спустя несколько мгновений к нему присоединился Бастиан — в официальном инквизиторском мундире он был похож на человека с парадного портрета: безликого, бесчувственного, застывшего в равнодушии. Только шрамы багровели, выдавая волнение.
«Я буду сильной», — мысленно пообещала ему Аделин. Бастиан демонстративно не смотрел в ее сторону. Он был таким, каким и положено быть инквизитору на казни ведьмы: спокойным, уравновешенным, заледеневшим.
— Да что ж вы делаете! — заорал кто-то из толпы. — Да где ж такое видано!
— Сдурели!
— Она ни в чем не виновата, а вы? За что казните-то?
— Совсем ума лишились!
— Папаша! — прокричала одна из женщин с окраин. — Сжечь бы твоего сынка вместо невинной души!
— Да! Заслужил!
— Отпустите ее!
Бургомистр посмотрел
Вот и все. Все кончилось.
Бургомистр поднялся на помост и звонко, так, чтобы слышали все, произнес, указывая на Аделин:
— Эта женщина, Аделин Декар, виновна в злонамеренном волшебстве! Сводя личные счеты с моим сыном, она, — Гейнсбро-старший обернулся и снова ткнул в Аделин пальцем, — свела его с ума направленным магическим ударом! Пусть ее смерть спасет всех нас и защитит от зла!
В толпе засвистели, и кто-то запустил в бургомистра надкушенным бутербродом, почти попав. Молодчики из охранного отряда тотчас же вытащили новенькие многозарядные пистолеты, не скрывая удовольствия от того, что сейчас пустят их в дело. Площадь снова окутало тишиной.
Кому нужно заступаться за ведьму и ловить пулю?
Бургомистр осклабился и, подхватив факел из рук помощника, ткнул им в вязанку хвороста. Золли вскрикнула, выронила цветы и уткнулась лицом в плечо подруги. Аделин казалось, что нарядная картинка Инегена, залитого ярким летним солнцем, рвется и расползается перед ее глазами, словно ветхая тряпка. От ужаса ее начало мутить. Она бы упала — но веревки держали ее крепко.
Язычки огня — маленькие-маленькие, тихие — побежали по хворосту и дровам, и вот тогда Аделин наконец-то обрела голос и закричала:
— Нет! Нет, умоляю вас! Пожалуйста, нет! Я невиновна!
Огонь медленно подползал к Аделин, она уже чувствовала его обжигающее дыхание. Дыма не было — значит, она сгорит заживо, а не задохнется.
Она не заслужила даже такой милости. Бургомистр хотел, чтобы она мучилась.
В отчаянии Аделин ударилась затылком о столб, но обморок, который до этого был совсем рядом, отступил. Мир был широким и ясным, под Аделин разгорался костер, и все было кончено.
— Нет… — прошептала Аделин, глядя на затылок Бастиана. Он по-прежнему стоял к ней спиной, и от него веяло январским холодом. Сейчас инквизитор не имел ничего общего с тем человеком, который вчера пришел в камеру осужденной ведьмы.
Когда Бастиан поднял руку, приказывая всем смотреть на него, Аделин почувствовала, что лишается рассудка. Ей хотелось смеяться и петь, плевать зеленым огнем и извергать пугающие пророчества.
— Мы все действуем по закону, как вчера сообщил господин Гейнсбро, — сказал Бастиан, и, повинуясь беглому движению его руки, полицмейстер подбежал к нему с книгой в руке. — Кодекс инквизиции, статья восемнадцать, «О милосердии к казнимой ведьме». Инквизитор имеет право спасти осужденную ведьму от смерти, взяв ее в жены с горящего костра.
Аделин не сразу поняла, что происходит. Зато офицер Бруни сориентировался сразу же: толкнул одну из заготовленных бочек, и вода выплеснулась на дрова, вызвав довольные возгласы и овацию. Лицо бургомистра налилось багровым: казалось, его вот-вот хватит удар от ярости.
— И я, Бастиан Беренгет, с милосердием Господа нашего и ради святости закона беру эту женщину в жены, — Бастиан вздохнул и, наконец-то обернувшись к Аделин, спросил: — Господин Моше! Где кольца?