Ведьма

Зарубина Дарья

— Как, говоришь, ее звали? — оборотился Владислав к Коньо, силясь вспомнить имя девочки.

— Агнешка, — угодливо прошептал Болюсь, думая, что князь все еще обращается к нему. — Агнешкой ее звали.

— Верно, Агнешкой, — задумчиво проговорил Влад. — Только та девочка была мертвая кость, а твоя, дед, ворожея самой топью управлять может. Кто она, золотница, мана, словница?

— Да небо ее знает, — пожал плечами старик, — хотел петлю на нее кинуть, соскочила. Словно кто обороняет. Только ты, князь, ее не ищи.

Владислав недоуменно уставился на старика. Уж не спятил ли со страху.

— Сама придет, — добавил тот, —

видение мне было, батюшка. Грядущее — оно чаще всего как паутинка редкая. Чуть ткнешь — расползается. А тут связаны ниточки крепко — дергай, не дергай, а раньше, чем эта Агнешка к тебе на двор придет, ты ее не сыщешь. Не гневи Безносую, не ищи ее.

— Как же не искать, — опешив от этих слов, обронил князь, — когда она топью людей давит?

— Да не она это, — рыкнул за его плечом Игор, — сам знаешь, господин, что не она. Разве может она столько топей разом удержать. От двух башен гонцы прибыли, смену просят, сторожей изломало, я им из бяломястовского приданого двоих отдал… Сам знаешь, не она.

Старик сжался, ждал, что за такую дерзость сделает князь со своим великаном-слутой. Но Владислав рассеянно смотрел в сторону, размышляя, потрепал Игора по плечу, признавая его правоту.

— Может, и так, Игор. Пошли сегодня же за Яреком: пусть берет дюжину — и в путь. Сильные маги нам сейчас нужней нужного. А ты, Коньо, на башни съезди: след топи померяй, земли привези.

Оба слуги вышли. Влад задумался и, казалось, забыл про сжавшегося у огня старика. Ободренный мягким отношением Владислава к громадному Игору, Болюсь, знать, решил и сам попытать счастья.

— А я, князь-батюшка, — залопотал он подобострастно, — не сгожусь ли на что?

— На что? — отозвался Владислав, удивленно и грозно глядя на старика, осмелившегося прервать его мысли. Но Болюсь не растерялся под этим взглядом, а напротив — встрепенулся и затараторил, для пущей убедительности со страстью кивая и разводя руками:

— Я человек маленький, а словник сильный. Прожил жизнь вольной птицей, да под старость хочется под стреху забиться. Вот и подумал я, батюшка, что могу тебе пригодиться. А за службу свою я много не возьму, мне бы только крышу над головой, сухую и теплую постель да кусок хлеба.

Чем жарче говорил словник, тем заметнее становилась искра смеха в глазах князя. Он облокотился на стол, на котором еще недавно лежал безымянный покойник, и приготовился слушать, гадая, удержится ли старик от соблазна кинуть на высшего мага одну из хитрых словничьих петель.

Не удержался. Ловко закинул словник крючочки. И верно — хорош был в своем ремесле, и силу имел немалую. Даром что старик — едва успел Владислав перехватить вдруг побежавшую по позвоночнику ледяную искорку, зацепил шуструю магическую змейку мыслью за хвост, но не раздавил — пусть думает старик, что поймал князя.

— А я тебе пригожусь, — заворковал Болюсь, побитой собакой заглянул в глаза Чернского князя. — Я травницу Агнешку в лицо знаю. Как появится она в Черне, тотчас тебе на нее укажу.

— Зачем мне она, раз над топью не властвует? — усмехнулся князь.

— Затем, что… — Болеслав помедлил, взвешивал, стоит ли выкладывать князю самый сильный свой козырь. — Сила ее не берет. Никакая. Любое заклятье, словно горох от стены, от девчонки отскакивает.

— Откуда знаешь, что любое? — недоверчиво, стараясь скрыть пробудившийся интерес, проговорил князь.

— Сама сказала. Мне, говорит, такой от Землицы подарок, —

торопливо ответил Болюсь. — Я на нее верные крючки кидал — и ничего. Ни одним не зацепил.

— Неужто Бяла… — шепнул одними губами Влад. — Бяла… Да нет, не может того быть.

— Посиди здесь, дедушка, коли мертвецов не боишься, — бросил он походя, не глядя на старика. — А боишься — пойди город погляди. Болтать будешь — Страстная стена недалече. А к вечеру вернешься — дам я тебе работу. Будет и крыша, и постель, и хлеб.

И не заметил словник, как, проходя мимо него, князь рассеянно нахмурился, словно бы своим мыслям, а невидимые старику искорки уже зароились у словника на висках, нырнули внутрь.

— Посмотри город, дедушка, — продолжал говорить Владислав, пока глаза старика делались все более сонными. — Как лето на осень поворачивает, Черна красивей всего делается.

А сам мысленно потянул на себя тонкую колдовскую ниточку, медленно вытягивая из памяти старого словника все, что знает он о травнице Агнешке. Задрожали на ниточке радужные капельки, и в каждой капельке дрогнуло отражение — вот заросшая со всех сторон подлеском избушка, вот кривое крыльцо. Темная яма погреба. Белое лицо молодого мага, мертвое лицо, перевязанные новиной руки. Владислав потянул сильнее. Нить зазвенела, не желая поддаваться. Словно держал кто. И держал не старый словник. Болюсь был сейчас безобидней малого дитяти, полностью под властью княжеской силы. Держал кто-то другой, да так, что мороз бросился по коже, но Владислав не остановился, изо всех сил рванул непослушную нить — выскочили две жемчужные капельки, засверкали, переливаясь. Вгляделся Владислав: широкие натруженные ладони, прядка рыжая. Ничего больше не успел увидеть, поплыли, растекаясь, капли — и вот уже уставились ему прямо в лицо два радужных глаза. Знакомые глаза, страшные.

Тотчас лопнула магическая нить. Исчезло все. Старик помотал головой, отрясая обрывки колдовского сна.

— Иди, дедушка, — указал ему на лестницу князь, к вечеру будь здесь. Да у стены погуляй. Для ума…

Словник взлетел вверх по ступеням, не оборачиваясь, и так скоро, что сверкнули подошвы поношенных башмаков.

А Владислав открыл одну из дверей за ледником и вошел в узкую и длинную комнату, кротовьей норой уходящую в темную глубину земли. В лицо тотчас дохнуло сухой пылью, но чернский властитель не поморщился. Зажег несколько свечей, взял одну в левую руку и пошел в глубь своего логова, правой ласково поглаживая сокровища, которыми были заставлены длинные полки. Золото, драгоценные камни на замках, дорогая кожа — Владислав гладил книги, словно не глазами, а легкими касаниями пальцев искал нужную.

— Неужто Бяла… — шептал он, наконец останавливаясь напротив одной из полок. — Игора бы подождать.

Вспомнились снова радужные глаза. Владислав ухмыльнулся, поддаваясь воспоминаниям:

— Видно, теперь новая у тебя воспитанница, наставник Мечислав. Чему-то ты ее учишь? Уж не тому ли, как топь за многие тысячи шагов от себя открывать и на истиннорожденных нацеливать?

Глава 56

— И этому научу, — спокойно отозвался старик. — И силой управлять, и нравом. Заклинать словом и усилием мысли, менять природу существа, подгонять и замедлять течение времени и вод. Боевая, защитная, дознавательная, поиска и хозяйской руки. Какие еще науки силы ты желаешь для своего сына, княже?