Ведьмаки и колдовки
Шрифт:
— Гадость какая, — произнес королевич, переворачиваясь на живот. Выбраться из-под полога Севастьяновых крыльев, вовсе не предназначенных для того, чтобы прятать под оными венценосных особ, он не пытался.
Сорока же, заслышав голос, дернулась и вперилась в Себастьяна немигающим взглядом красных глаз. Определенно, гадость… какая… неживая какая гадость…
Пахнет от нее характерно весьма, мертвечинкою.
— Мы так и будем лежать? — Его высочество взгляд сороки выдержали.
— А что вы
Себастьян чувствовал, что малейшее движение вызовет новый дождь из серебряных игл. А становиться мишенью ему не хотелось.
— Для начала предлагаю представиться. И объясниться.
Вот объясняться у ненаследного князя вовсе желания не было. Да только противиться прямому приказу он не был способен. И, почувствовав, как медленно стягивает горло невидимая удавка клятвы, проклял тот день, когда в голову его пришла мысль стать знаменитым.
…о да, после нынешнего дела он будет так знаменит, что дальше некуда.
— Старший актор познаньского воеводства, — сипло произнес Себастьян. — Ненаследный князь. Себастьян Вевельский.
Тварь раскрыла сорочий клюв, издав низкий скрежещущий звук, который ударил по нервам.
— На задании нахожусь. — Себастьян напрягся.
Если вытянуть руку…
…далековато.
…зацепить бы ее когтями…
…все одно далековато…
Он высунул кончик хвоста и пошевелил… иглы отрывались от твари с тихим звоном… и меткая же! Две вошли в хвост, заставив Себастьяна зашипеть от боли.
Хвост он подобрал и серебристые иглы, на две трети вошедшие в плоть, вытащил зубами.
— Ненаследный князь, значит, — пробормотали его высочество, подбирая с земли розовую ленточку, кажется не так давно украшавшую рукав. — Актор…
— Актор…
Себастьян, поглаживая кончик хвоста, испытал преогромное желание крыло приподнять. Он чуял, что тварь своего не упустит… нет, абстрактно и по-человечески королевича было жаль, но себя — куда как жальче… а Матеуш вертел обрывок ленты в пальцах и хмурился.
Очень так выразительно хмурился.
Тварь же, верно притомившись, легла на дорожку, распластала тонкие крылья… ждет кого-то? Хозяйку? Или помощь?
Как бы там ни было, но с тварью следовало разобраться как можно скорее…
Верткая.
Но тупая… и сорока, несомненно, сорока… бусину блестящую нашла и уставилась, любуясь, дотянулась когтистою лапой, к себе подгребла.
— Орден дайте, — велел Себастьян.
— А ты наглый. — Его высочество явно не были настроены раздавать награды. — Может, тебе сразу и памятник? Конный?
— Сразу не надо.
…Себастьян подозревал, что если и случится ему обзавестись памятником, то стоять он будет исключительно на его, Себастьяна, могиле. А потому, конный или нет, но вряд ли порадует.
— А орден все-таки дайте… отвлечь надо.
К счастью, его высочество спорить не стали, отстегнули тот самый, Драконоборца, за заслуги перед отечеством полученный — знать бы еще за какие, — и сунули в руку Себастьяну.
Орден был колюч и неудобен, но, надо сказать, выглядел красиво. Кое-как примотав атласную ленту к хвосту, Себастьян орден выкинул на травку.
Тварь дернулась.
Зашипела.
И иглы, покрывавшие тощее ее тело, угрожающе поднялись.
— Это где ж такие водятся-то? — поинтересовался Матеуш, который чувствовал себя крайне неудобно. Во-первых, земля была жесткой и холодной, трава, ее покрывавшая, мокрой. Во-вторых, на него, Матеуша, покушались, что в общем-то не было чем-то новым или удивительным, но до сего дня покушения обставлялись как-то более прилично. В-третьих, девица, которую Матеуш прочил в фаворитки, оказалась вовсе не девицей…
Нет, с одной стороны, сейчас Матеуш этому обстоятельству был даже рад… с актором оно как-то безопасней, нежели с девицей. С другой…
…если кто прознает…
— Глядите, — прошипел актор, ткнув острым локтем в королевский бок.
Поглядеть и вправду было на что.
Тварь, уверившись, что ничего опасного нет, застыла. И орден она заметила… да и как не заметить, когда тот на травке лежал, блестел ярко…
Тварь иглы уложила.
И привстала, разглядывая этакое диво.
И вновь присела, вытянула шею, силясь клювом дотянуться, но не сумела. Зашипела.
Закурлыкала.
Вытянув тощую лапку, впрочем вооруженную острыми когтями, скребанула по земле… и оглянулась. Никого.
Тишина.
Такая тишина, что и Матеушу жутко… а этот, который рядом лежит, в орденскую ленту вцепившись, и дышать-то перестал.
Тварь сделала шаг.
Крохотный такой шажок. Замерла. Вновь иглы подняла.
— Опасается… — одними губами произнес актор, и его высочество, охваченный внезапным азартом, кивнули: точно, опасается. Но и хочет до ордена добраться, вон тот как блестит… и, завороженная сиянием драгоценных камней, тварь решается шагнуть…
…еще на палец ближе.
…и еще…
…иглами ощерилась, раздулась до того, что того и гляди порвется, треснет серая кожа…
Отвратительное создание. И чем ближе подбирается, тем большее отвращение внушает. Королевич видел теперь и шкуру, и серые иглы, некогда бывшие перьями, но теперь едва-едва державшиеся на коже существа, и влажноватую, словно слизью покрытую чешую его…
…у актора чешуя была крупной и сухой, как у варана, которого доставили в отцовский зверинец, пытаясь выдать за дракона. Варан и вправду отличался внушительными размерами и отменным аппетитом, а вот пламя изрыгать отказывался наотрез.