Ведьмаки и колдовки
Шрифт:
…за спиной раздались смешки.
А Матеуш покраснел, хотя и до того стоял красным; но нынешняя его краснота отличалась какой-то особой яркостью. И сие обстоятельство донельзя впечатлило королеву. Все ж таки старший сын, быстро свыкшийся с особым своим положением, чрезмерною стыдливостью не страдал.
— Но туточки чую, что кружит голову… должно быть, солнце в темечко напекло, — доверительно произнесла девица, это самое темечко ощупывая. И королева, сама того не желая, тоже на него поглядела.
Из смоляной макушки девицы торчало перышко.
Обыкновенное
— Ну и сомлела я, — просто сказала конкурсантка, перышко вытащив.
— Как сомлела? — спросил кто-то, кажется, та самая, кучерявая. Кто ж еще, кроме этой невоспитанной девицы, вперед королевы любопытство выказывать станет?
— Сильно сомлела! И прям на траву…
Она указала на то самое вытоптанное пятно.
— Я б на лавку хотела, но промахнулася… вы не подумайте, панна королевна, я ж не нарочно. Я на голову крепкая, да, видать, солнце у вас тут ядреное, прямо как дядечкина самогонка… вроде и пьешь, как воду, а встанешь — и ноги не идут…
Ее величество моргнули, пытаясь уловить в этом словесном потоке важное и нужное.
— Ну а после просто… Матеуш-то рыцарь!
Рыцарь закашлялся; и девица похлопала его по спине, крепко так похлопала, от души…
— Поднять хотел, — продолжила она рассказ, не спуская с королевы взгляда… и глаза у нее черные, хельмовские, глядит вроде и прямо, но все ж чудится в них насмешка… — А то ж и вправду, ну как идет кто, а тут девица на траве валяется… это ж непорядок какой…
— Определенно, — сумела выдавить королева.
— Вот! — Девица подняла палец. — И он так решимши… а меня ж поднять, оно не так просто… я ж небось не какая-нибудь там городская, на которую чихнешь, так ее ветром и унесет… давеча дядечка весил, так шесть с половиной пудов навесил! Правда, те весы-то для телок были…
Матеуш кашлянул и, покосившись на даму сердца, благоразумно отодвинулся.
— Вот платье и треснуло…
— Почему? — вновь влезла кучерявая.
Гнать ее.
Только предлог найти приличный, чтоб сплетни не пошли, а то вновь скажут, что королева, старея, ревнивою невмерно становится…
…или не гнать, но держать при себе?
Так оно надежней. А то ведь вместо одной дуры другую пришлют, и как знать, не будет ли та, новая, хуже нынешней?
— Откуда ж я знаю почему, — непритворно удивилась чернявая девица и, подобрав с травы лоскут, в пальцах помяла. — Должно быть, ткань некачественная. Ныне-то ворья развелось… мошенников… и подсунули вот…
— А подол почему рваный?
…оставить…
…потому как знакомая дура всяк лучше незнакомой. Привычное зло, так сказать.
— Подол? — Конкурсантка подол подобрала, вернее, то, что от подола осталось. — Это я уже сама… очнулася, стало быть, на лавке и вскочила… а он возьми и зацепись за гвоздик.
— За гвоздик, — задумчиво повторила королева.
И Матеуш кивнул:
— За гвоздик… махонький такой. — Он пальцами показал, насколько именно махоньким был коварный
— Вот! Я и дернулася, — вдохновенно продолжила девица, — падать стала… и упала б, когда б не Матеуш. Споймал…
Он снова кивнул. И на красных щеках проступили белые пятна.
— Правда, на ногах не устоял. Мы вдвойгу и упали…
— Ужас какой! — сказала королева.
— А то… и платье додрали, и сами изгваздалися… теперь меня панна Клементина вконец заругает…
Она вздохнула.
И следом вздохнули ее величество, правда, с преогромным облегчением. Нельзя сказать, что версия событий, предложенная девицей, вовсе не вызывала вопросов… к примеру, не объясняла она перьев, которые во множестве виднелись в траве, будто бы несчастную птицу разодрали на клочья… и той мерзости, которая прилипла к орденской ленте… и треснувшего корсажа… и престранного поведения Матеуша, впрочем не собиравшегося девице перечить. Но как бы то ни было, версия сия была куда удобней той, в которой наследник престола представал в образе насильника. Нет, правду ее величество услышат, но наедине, в обстановке куда менее волнительной и более способствующей размышлениям. Сейчас же, благосклонно кивнув девице, при всей своей показной глупости проявившей немалую смекалку — а вот таких показных дур надобно беречься, — королева произнесла:
— Все слышали? Произошел несчастный случай. Девушка лишилась чувств, а потом разорвала платье о гвоздик…
И пусть выглядела девушка так, будто продиралась сквозь заросли этих самых гвоздей, но тон ее величества не оставлял сомнений, что услышанное только что, сколь бы неправдоподобно оно ни звучало, есть правда… фрейлины ответили нестройным хором, а статс-дама, выступив вперед, набросила на плечи конкурсантки вязаную шаль.
Пуховую.
Весьма ее величеством любимую… правильно, пусть все видят, что королева заботится о подданных… об одной весьма конкретной подданной, от которой в данный момент зависела репутация Матеуша.
— Полагаю, — ее величество умели улыбаться весьма любезно, — вам следует переодеться… и тебе, мой дорогой, тоже… не следует давать повода для сплетен.
— А то, — девица шаль запахнула. — Люди ныне злые пошли, зато с фантазией. То ли видели, то ли слышали, разом придумают, чего было и чего не было…
Спокойно Матеуш вздохнул только во дворце, в который возвращаться пришлось под конвоем статс-дамы через ход запасной, один из множества неприметных запасных ходов, пронизывавших весь массив Гданьской резиденции.
И, оказавшись в кабинете, обставленном некогда роскошно, но ныне изрядно поблекшем, обернулся к своей спутнице… спутнику?
— Спасибо.
— Всегда пожалуйста, — ответила та… или тот? И щеку почесала. — Будешь должен.
— Я?
— Ну не я же…
Матеуш хотел было возмутиться, но припомнил недавнюю сцену, и ужас в матушкиных очах, и взгляды фрейлин, которым не терпелось поделиться новостью столь удивительной: его высочество не сумели с собою совладать и в порыве страсти снасильничали…