Ведьмаки и колдовки
Шрифт:
— А я муков всяких, даже если не очень-то и страшных, боюся жуть! Вот у нас в городе как-то одного пьяницу телегою переехало! Нет, он сам виноватый был, нажрался, что скотина, и заснул на обочине. Я-то сама не видела, но дядечкина жена рассказывала, ейная подружка самолично при том была, как тело на подводу грузили… но так я ж не об этом, а про тое, что мне от одного рассказу подурнело.
Клементина смотрела.
Молчала.
— Вот я и подумала, чего ждать-то? На алтаре небось быстренько зарежут, как тую куру… топориком по шее тюк…
— Топорика
— И ладно, пущай нож. Тогда ножиком тык, и все… я, может статься, вовсе ничего не ощутю. Глаза вон закрою себе, а открою уже в Иржениных владениях… маменьку свою там повстречаю… будем с нею сидеть под вишней и чаи распивать.
Тиана вздохнула. Маменьку она помнила плохо, но от чаев не отказалась бы, пусть и без вишни…
…тот, который смотрел извне, оценил. И его одобрение тоже причиняло боль.
— Вы не думайте, панна злодейка, я ж не глупая небось, я ж понимаю распрекрасно, что все помрут, вот и хочу, чтоб без мучениев… — Тиана встала. — Я и до алтарю сама дойду…
Дошла, сопровождаемая взглядами недоуменными.
— И залезу… пан Матеуш, отвернитеся. И вы, пан демон, уж будьте так любезны… алтарь же ж высокий, юбки задирать надобно, а я — девушка приличная… помирать вот собираюсь… и смертушка моя пущай тоже приличною будет… а то потом еще к Иржене Благословенной не примут… скажут, что, мол, раз перед смертию на мои ноги пялилися, то и нет мне пути в ея чертоги!
Как ни странно, но подобная аргументация оказалась демону близка и понятна.
— Она что, в самом деле? — глухо поинтересовалась Мазена, которая уж точно не собиралась смиряться с собственной участью. Впрочем, как именно избежать смерти, и вправду весьма мучительной — о повадках демонов Мазена была наслышана, — она не представляла.
Нет, на самый крайний случай у нее имелась особая булавка…
…но Мазена хотела жить.
— Ужас… — всхлипнула Иоланта и все-таки упала в обморок, прямо на руки Матеуша. Не то королевич оказался тренированным к этаким случайностям, не то панночка приноровилась сомлевать исключительно в условиях, когда о ней найдется кому позаботиться.
Матеуш держал бессознательную панночку и озирался, верно, весила она, несмотря на умеренную за последний месяц жизнь, немало. И его высочество с преогромным удовольствием отнесли бы красавицу, скажем, на козетку, однако козеток в комнате не было и вообще ничего-то, помимо стульев и зловещего алтаря, который вовсе не был предназначен для сомлевших девиц.
Себастьян смутно подозревал, что тот, чей внимательный взгляд мешал ему жить, предпочитал девиц бодрых…
— Одну минуточку! — Тиана, подхвативши юбки, с алтаря соскочила. — Сейчас я ей помогу… это ничего… это от волнения… вот дядечкина жена, она тоже все говорит, что, дескать, у нее душевная организация тонкая, а ни разу в обморок не упала. А почему? А потому, что здоровая она, как кобыла-трехлетка…
Задравши юбку высоко, так, что стали видны и ножки,
— Что вы творите? — прошипела Клементина.
— Я? Ничего не творю, сейчас ей полегчает, а то ж пропустит все… — Тиана сунула пальцы Иоланте в рот.
И флягу прижала, наклонила, заставляя сделать глоток.
Иоланта сделала.
Закашлялась.
Захрипела и попыталась руки оттолкнуть, но не тут-то было…
— Самогон! — громко сказала Тиана. — Дядечкин! Двойного прогону! Первейшее средство супротив обморока и нервов…
— Вы носите с собой самогон?!
Надо же, сколько возмущения…
— Ношу. — Тиана не смутилась, но лишь похлопала уже окончательно пришедшую в себя Иоланту по щекам. — Жизнь, она такая… волнительная… мало ли чего приключится? Вдруг разволнуюся, а самогону под рукой и нет? Что тогда?
На этот вопрос Клементина не нашлась что ответить.
— Вы…
— Да не переживайте вы так, панна злодейка. — Флягу Тиана сунула Иоланте, которая теперь тихонько икала. — Я уже все, возвращаюся… только вы не торопите…
На алтарь она взобралась куда как ловчей, чем в первый раз, видать, опыт сказался.
— А мне сидеть или легчи можно?
— Лечь. — Клементина все еще хмурилась, возмущенная этакой девичьей вольностью. Можно подумать, она зарок давала в жертву исключительно трезвых девиц приносить.
Но спорить Тиана не стала, улеглась на алтаре, поерзала.
— Жестко, — пожаловалась она. — И узковат маленько… ладно, я в кости неширокая, а вон, скажем, Ядзите, той вовсе неудобственно лежать было б. Не повернешься даже.
— Зачем ворочаться? — Клементина приблизилась, но встала у изголовья так, что Тиане, беседуя с дорогой наставницей, пришлось выворачивать голову.
— Ну мало ли… нет, я понимаю, что вот тут у вас действо… свои планы… но вот представьте, скажем, что положили вас на алтарь…
…этакое Клементине представлять не хотелось.
— И вот вы лежите, готовитесь морально, как приличной жертве полагается, а тут раз — и в боку засвербело. Или пятка, скажем, зачесалася… и что делать-то? Вот как-то с зудящею пяткой торжественность момента теряется…
Демон фыркнул.
Мазена, прижав руки к вискам, отстраненно произнесла:
— Знаете… мне как-то даже жаль, что она помрет… этакая редкостная дурость…
— Сами вы, Мазена, дура, — обиженно отозвалась Тиана, которая ерзала, стараясь улечься на алтаре пряменько, аккуратненько, как должно лежать пристойной жертве. Но не выходило. Во-первых, алтарь и вправду был невероятно узким, и каждое движение грозило панночке Белопольской позорным падением. Во-вторых, на алтаре категорически не желал умещаться хвост. Он сползал то на одну сторону, то на другую, повисая печально, и пуховка щекотала огненные письмена.
— Все, — сказала Тиана, сложивши руки на высокой груди. — Улеглася я. Красиво?