Ведьмин пасьянс
Шрифт:
— Спасибо — ты настоящий друг! Наконец дождался от тебя стоящего совета!
— Антоша, разве я не прав? Сейчас тебе два раза в день супруга тащила бы передачи с домашней снедью…
— А не друг и компаньон Миша — фрукты, соки и колбасу!
— Видишь, ты на пути к выздоровлению — понимаешь, что я даю дельный совет!
— Ладно. О'кей. Проваливай. Скоро должна прийти Верунчик.
— Тогда я за тебя спокоен, хотя не уверен в ее кулинарных способностях.
— Не хлебом единым сыт человек.
— Это твое дело. — Миша в очередной раз окинул взглядом крошечную палату. — Как твой сосед?
— Его уже не будет — он выписался. Я договорился, оплатил вторую койку, чтобы никого не подселяли. У меня тяга к одиночеству — ничье общество не переношу!
— А отделение переполнено. Уже и в коридоре коек понаставили.
— Очередь в бесплатные палаты. А здесь надо платить. Не всем это подходит.
— О времена, о нравы, — философски произнес Миша, снял с вешалки куртку и собрался выходить.
— Подожди, я с тобой. Пойду уколюсь до прихода Верунчика.
Они вышли из палаты, и Антон закрыл за собой дверь на ключ. Вдоль стены стояло пять коек, на которых лежали больные. Напротив двери в его палату на койке сидел старик-инвалид, рядом стояли костыли. Антон почувствовал себя неловко и постарался побыстрее пройти.
Этот старик поступил утром, у него практически не работали обе ноги, и на костылях он передвигался с трудом. У него был удивительный взгляд, который словно рентгеном пронизывал. В нем не чувствовалось враждебности, но и дружелюбия не было, казалось, он говорил: «Посмотрим, какой ты есть на самом деле». А может, это Антону только почудилось?
Они прошли по длинному коридору, и возле двери с табличкой «Манипуляционная» Антон остался, заняв очередь, а Миша направился к выходу. Больные развлекались разговорами о болезнях и лекарствах, сойдясь во мнении, что в манипуляционной на капельницах сегодня сестричка была «не очень» — не одному подпортила вены иглой. Тут подошел крупный толстый мужчина с одышкой, и все переключились на новую тему — у него кто-то из «залетных» украл мобильный телефон. Мужчина энергично живописал, что сделает, если поймает вора, а нестройный хор больных всячески поддерживал его и давал ценные рекомендации. Антону было скучно слушать это.
«Все эти слова не имеют под собой ничего реального — лишь пустой звук! Толстяк не найдет вора, а если даже найдет, то побоится сам что-либо предпринять, в лучшем случае обратится в милицию. Больные с подпорченными венами так же будут стоять в очереди в манипуляционную, дожидаясь, когда начинающая медсестра станет на них тренироваться, неумело тыча иглой. Лекарства будут покупать по-прежнему дорогие и много, по рецепту лечащего врача, давая тому возможность получить свой процент от аптеки. А в очередях на процедуры новые больные будут обсуждать болячки, лекарства и кражи».
Антон, зайдя в процедурную, обменял шоколадку на уколы и поспешил обратно в палату. Закрывая за собой дверь, он на мгновение встретился взглядом с инвалидом, и это не улучшило ему настроение. Лег на койку и попробовал почитать детектив, но не читалось.
Палата была крошечная, в нее помещалось лишь две кровати с продавленными сетками, две тумбочки и умывальник в углу. Закрытое пространство давило, смутно напоминая о чем-то нехорошем в его скрытой, забытой прошлой жизни. Внутри него стало нарастать раздражение, ни на что конкретно не направленное, но требующее выхода. В такие минуты он был зол на весь окружающий мир. Хотелось дать волю отрицательной энергии, которая клокотала в нем.
Лежа на койке, прикрыл лицо детективом, словно спрятался от мыслей, от серого потолка в паутине трещин, от давящей на психику ограниченности пространства, от больных в коридоре и особенно от старика-инвалида, преследующего взглядом. Внезапно Антон понял, что не может вспомнить, какого цвета у инвалида глаза. Взгляд помнит, а цвет глаз — нет.
«Сдались они мне, чтобы знать их цвет! Нервы ни к черту!»
В дверь постучали, и она тут же широко распахнулась, пропуская Верунчика. Девушка энергично вошла, чмокнула в губы принявшего сидячее положение Антона, повесила на вешалку дубленку. В сапогах на высоченных каблуках-шпильках, в короткой шерстяной кофточке салатового цвета, расстегнутой на три верхние пуговицы, информирующей, что с грудью у нее все в порядке, и подчеркивающей узкую талию, в коротенькой, расширенной книзу темной юбке, обтягивающей округлые бедра, она выглядела богиней соблазна. Ее длинные темные волосы, собранные в фантастическую ракушку, чудесно гармонировали со слегка продолговатым личиком, с остатками египетского загара, озорно блестевшими громадными глазищами цвета небесной выси и свеженарисованными итальянской помадой сочными губами. Она была красива, сексапильна и явно успешна в жизни.
— На что и на кого будем жаловаться? — весело спросила она и начала доставать из сумки мандарины-апельсины, пакет с апельсиновым соком.
— На недостаток внимания со стороны сексуальных особ, которые за работой забывают о бедных, несчастных больных.
— Антоша, не будь букой — на работе цейтнот. Сегодня еле вырвалась. Со следующей недели…
— На следующей неделе думаю покинуть это гостеприимное учреждение.
— Это класс! А то я так соскучилась по тебе… Да и выбрал ты себе больницу — надо ехать через весь город, а везде такие пробки… Таксисты просто звери — гонят бешеные цены!
— Ладно, можешь больше не приезжать.
— Не обижайся, правду говорю — на работе цейтнот! Начальство зверствует, а поздно вечером уже нет сил тащиться в такую даль. Но я придумала, как не оставить тебя без внимания! Моя подружка Светка живет не так далеко от тебя. Ты ее прекрасно знаешь. Она завтра к тебе придет, обещала принести из дому что-то вкусненькое, собственноручно приготовленное.
— Ты сама как пирожное, очень вкусное! — Антон потянулся к ней, его руки по-хозяйски прошлись по телу. Девушка тихо ойкнула и поинтересовалась:
— А ты что — сам в этих палатах?
— С сегодняшнего дня сам. Сосед выписался, — подсаживаясь ближе к девушке, сказал Антон.
— Не надо, кто-то может войти… Дверь открыта!
— А мы ее закроем! — Антон быстро поднялся и повернул ключ в замочной скважине. Так же быстро вернулся, обнял девушку.
— Я по тебе очень соскучился! — прошептал он, а руки уже ласкали ее тело.
Она слабо сопротивлялась, шепча:
— Я тоже соскучилась… Но ты с ума сошел! Здесь не место, я боюсь…