Ведьмин век. Трилогия

Дяченко Марина и Сергей

– Привет, кликуша, – бросил он сквозь зубы.

Девчонке было лет пятнадцать. Присутствие Клавдия тяготило ее – но не более; ее внутренней защите позавидовал бы тяжелый танк.

– Привет, палач, – отозвалась она невозмутимо. – Поленцев припас?

– Припас, – ласково успокоил Клавдий. – Так что же, говоришь, это только начало?

Девчонка оскалилась:

– Сам увидишь.

Она была флаг-ведьма. Эти фанатичны до безумия и, что самое неприятное, умеют предвидеть будущее. Эдакие истеричные вещуньи, прикрывающие кликушеством холодный

расчетливый ум.

– Ты совершеннолетняя? – спросил Клавдий раздумчиво.

– Нет, – сообщила девчонка беспечно. – Мне нет восемнадцати… Согласно своду законов о ведьмах несовершеннолетние особи не подлежат допросу с пристрастием, ровно как и всем видам казней… Ага?

– Ага, – кивнул Клавдий и поймал ее взгляд.

Секундная пауза; девчонка резко побледнела, но боли не выдала. Клавдий отпустил ее – и устало откинулся на спинку кресла.

«Уровень колодца» – семьдесят шесть и пять. Либо куратору округа Рянка следует выдать премию за отлов трех самых сильных ведьм в стране, либо…

Либо в Рянке с недавних пор родятся ведьмы-монстры. Как грибы. На ровном месте.

Клавдий прикрыл глаза. Курить хотелось невыносимо.

– Никаких допросов с пристрастием, – сказал он сквозь зубы.

Его правая рука вытянулась по направлению к собеседнице, так, что кончики пальцев оказались на уровне ее зеленых нагловатых глаз. У флаг-ведьм есть слабость – они слишком любят прорицать.

– Убе… рите! – выдохнула девчонка; пальцы Клавдия сжались.

…Вряд ли она сказала бы что-нибудь даже под пыткой; однако пророчества лезли из нее сами, и она не могла, да и не слишком хотела удерживать этот сумбурный мутноватый поток. Зеленые глаза вдохновенно горели:

– Она… идет! Она уже идет, она… – неразборчивое бормотание. – Она возьмет нас к себе, и… – бессвязные выкрики. Блаженная улыбка.

Клавдий скосил глаза в ящик стола – да, диктофон работал. Он возьмет этот текст на заметку – кое-что может оказаться интересным, хотя теперешний, сиюминутный смысл предсказания таится, без сомнения, в одной только фразе:

– Одница! – выкрикивала девчонка, запрокидывая голову. – Провинция Одница, да, да, да!

Слово «Одница» для множества людей звучало как музыка. Округ-курорт, приманка для туристов всего мира, бесконечные полосы пляжей, красивая жизнь, священная мечта, вынашиваемая долгие месяцы осени и зимы, деньги, откладываемые и припасаемые специально «на Одницу», для Одницы и во имя ее…

Округ Одница граничил с Рянкой. И куратором там был как раз человек Клавдия, проверенный, верный, и совершенно ясно, что в Рянку ехать уже поздно. Одница, округ Одница…

Девчонка закончила прорицать через десять секунд после того, как он снял принуждение и отвел руку. Криво усмехнулась, пытаясь восстановить достоинство; как-никак, а она поддалась насилию. Сделала то, чего от нее требовали.

Месть не заставила долго себя ждать:

– Ты закончишь свою жизнь на костре.

Клавдий поднял брови:

– Ты ни с кем меня не перепутала?

– Ты умрешь на костре, – повторила девчонка с нажимом. – Жаль, что я этого не увижу.

– Нашла о чем жалеть, – сказал он искренне, но девчонка не угомонилась и, уже уводимая по коридору, продолжала звонко вопить:

– На костре!.. Великий Инквизитор разделит участь ведьм, на костре, на костре, на ко…

Скрипучая дверь закрылась, проглотив конец ее фразы; Клавдий решил, что для перекура уже слишком поздно.

Четвертая из задержанных была худа и крючконоса. Темный плащ болтался на ней, как на вешалке; при виде Клавдия – черная фигура, подсвеченная факелом, черный капюшон, пристальные глаза в узких прорезях – женщина затряслась и закрыла лицо руками.

Некоторое время он оторопело смотрел на нее. Привыкший доверять профессиональному шестому – или уже седьмому? – чувству, он пребывал на этот раз в затруднении; «Диара Луц, – говорил предварительный протокол. – Администратор танцевального ансамбля. Предположительно воин-ведьма, классификация затруднена в связи с…»

Пробежавшись глазами по тексту, Клавдий соскользнул к нижнему краю листа, к подписям. Прочитал и испытал нечто вроде облегчения; значит, так, дорогой мой рянкский куратор. Теперь тебя можно отстранять легко и без всяких колебаний – потому что такого промаха не прощают даже близким друзьям. Надо же, «воин-ведьма»…

– Я не ведьма, – прошептала крючконосая, все еще закрывая лицо руками. – Это ужасная ошибка… Клянусь жизнью, я не ведьма, я…

– Я знаю, – отозвался Клавдий со вздохом.

Женщина на секунду затихла. Оторвала от щек мокрые пальцы; подняла на Клавдия опухшие от слез глаза:

– Вы… Я не… За что?!

– Верховная Инквизиция приносит вам свои глубочайшие извинения, – сказал он официальным бесцветным голосом. – Виновные в трагической ошибке будут строго наказаны.

Она всхлипнула:

– Меня… как… вместе с… ними… как же мне теперь… жить… что я скажу…

Стражники, изрядно удивленные, уже провожали ее в коридор; Клавдий не выдержал и потупился, пряча глаза.

Скрипучая дверь закрылась; Великий Инквизитор в раздражении откинул капюшон, стянул с плеч шелковый плащ и нащупал в нагрудном кармане вожделенную пачку сигарет.

* * *

На куратора округа Рянка он не стал тратить времени. Вообще. Подписал приказ о смещении и велел Глюру довести до ведома.

Полтора часа были съедены сводками и донесениями; эпидемию в Рянке удалось приостановить, зато в Бернсте, на другом конце страны, начался массовый падеж скота. Перед дворцом Инквизиции мок под дождем озлевший пикет. Клавдий мимоходом взял в руки еще теплую фотографию, с которой глядели хмурые лица и достаточно оскорбительные плакаты; он почему-то был уверен, что в эту же самую минуту точно такая же фотография ложится на стол к герцогу.

Будто отвечая на его мысли, замигал красный огонек на панели правительственного телефона.