Ведьмина доля
Шрифт:
— Избавиться можно? — спросил наблюдатель негромко.
— Поздно. Она влияла на твою жизнь — на цели, мотивы, задачи — слишком долго. Уйдет сама, когда дело будет сделано. Сейчас если выдирать, — я снова прощупала знак. Очень выпуклый и четкий, — то с «мясом». Личность посыплется. Рехнешься разом. Да и дело это — для Верховной. Мне сил не хватит.
— Точно, курицы безмозглые… — помянул Гоша знакомых ведьм.
— Наблюдатели никогда не смогут воспитать полноценную ведьму, — я назидательно щелкнула его по лбу. — Только переманиваете самых талантливых почем
«Или» вспомнилось очень кстати, и на месте нуждающегося в помощи человека опять оказался наблюдатель. Который теперь слишком много обо мне знает. И не дай бог узнают те, кто выше него… Я подхватила штаны, но с табуретки удрать не успела.
— Уля, подожди, — он обнял меня, удерживая. — Я обещал прикрытие и от своих слов не отказываюсь. Никто ничего не узнает. И за допрос… прости.
Нечисть во мне встала на дыбы. И теперь наконец стало понятно, почему меня то цепляла до сочувствия, то раздражала до нервного тика эта конкретная наблюдательская личность.
— Убери руки.
— Откуда такая реакция? — спросил мягко. — Совсем не нравлюсь?
— Да.
— А что твоя нечисть?..
— Ей ты не нравишься еще больше.
— Почему? — наблюдательский интерес не знал ни пределов, ни совести, и требовал откровенности во всем.
— Потому что ты… иллюзия, — ответила неохотно. — Ничего настоящего, ничего натурального. У тебя даже запаха нет, так глубоко запрятаны все естественные эмоции. Я на иллюзии ведусь, но терпеть их не могу. Это, возможно, воздействие мыслеформы, забивающей естественные психические процессы, но… Убери руки.
— Но влияют иллюзии на тебя действенно, — руки и не думали убираться, зато взгляд стал очень внимательным. — Но недолго. Почему?
Я внутренне застонала. От желания размазать по стенке эту чрезмерно любопытную персону удержал только инстинкт самосохранения. Тот, который подсказывал, что силу пока трогать нельзя.
— Потому что! — попыталась извернуться и взмахнула руками, ловя равновесие на пошатнувшейся табуретке.
— Уля, объясни, — Гоша смотрел, не мигая. — Пожалуйста.
Черт… Я собрала воедино всё свое терпение. И профессионализм.
— Твои иллюзии — человеческие. И направлены на человека. Нечисть ощущает мир иначе. У нее острее осязание, она различает больше цветов и запахов. И она видит твою иллюзию не как часть мира, а как голограмму. Инородное тело. Поэтому воздействие — первичное — минимально. Сначала страх или шок забивают то же обоняние. Но потом появляется ощущение неправильности. Запах не тот. Цвета не те. Еще что-нибудь. И влияние иллюзии сходит на нет. Остается только неопасная картинка.
Наблюдательский взгляд стал мрачным и очень задумчивым. Я стояла смирно, хотя нечисть выла против чужих рук в голос и рвалась дать по морде. Руки были теплыми и держали крепко, не собираясь отпускать. Словно еще не все узнал. Отвлекаясь, я посмотрела через его плечо на иллюзорные портреты… и поняла. Мы одинаковые. Ведьма — тоже нечисть по силе, так сказала хуфия. Иллюзией можно убить — сжечь дотла, и недавно я едва не сгорела в огне собственной силы. Но пройдет минута-другая, и… А эта ведьма — старше и сильнее меня. И должна быть устойчивее и гораздо живучей. Интерес — отнюдь не праздный. Для дела, но не для того, которое идет в суд или архив.
— А бесовская кровь что-нибудь дает? — он подтвердил мою догадку. Другого оружия против ведьмы у него нет.
— Не знаю. Я до вас с Зоей в глаза не видела потомков нечисти. Но говорят, что они наследуют только мощный уровень силы и тьму, а все остальное — человеческое. Я не в курсе, на что ты способен. И не смогу научить ощущать мир так, как его ощущает нечисть. Отпусти.
— Последний вопрос. Откуда ты узнала шифры нужных папок?
Я скрипнула зубами. Хочешь — не хочешь, а придется работать вместе… И терпеть. По сути, я в большей заднице, чем он.
— Хуфия. Она теперь… на свободе, — пояснила устало. — Ей не вложили задачей даже защиту архива, и хуфия определила ее самостоятельно — отомстить. И поэтому отпустила нас. Я… порвала поводок, а она… подсказала. Она ведь… эксперимент. И черт знает, что за эксперимент…
— Зачем тебе черт, когда я знаю? — наблюдатель легко снял меня с табуретки. — Но это потом. Иди, поспи. А я еще разгребу кое-что.
Да, доброе утро, страна… Хмурые сизые сумерки заглядывали в захламленную кухню, холодным ветром перелистывали старые бумаги.
Я кивнула, ухватила сползающие штаны и поплелась спать, хотя всё чесалось разобраться в этом деле до конца. И шрамы тоже ужасно чесались. А голова хоть и соображала, но вот-вот откажется впихивать невпихуемое.
У туалета я столкнулась с сонным «пауком». И так непривычно видеть его помятым и взъерошенным, в такой же, как на мне, пижаме…
— А, Ульяна Андреевна… — Арчибальд зевнул. — Как вы себя чувствуете?
— Как восставшая из мертвых.
— И выглядите не лучше, — он заметил, как я потираю левый бок. — Пойдемте, швы снимем.
— Какие от вас нынче комплименты изысканные, — заметила я мрачно, направляясь за ним. — А как же про то, что женщина всегда отлично выглядит, ведь она эта… жемчужина в слизи мира?
— А я сейчас врач и говорю по диагнозу, — «паук» ухмыльнулся и зашел в ванную вымыть руки. — Вы, Ульяна Андреевна, из тех пациентов, которых для их же блага нужно держать на сонных уколах до полного выздоровления. Час назад умирали, а уже любовь крутить, — и посмотрел неодобрительно.
Застал меня на табуретке?.. Я насмешливо фыркнула. Ах, любовь-любовь… до гроба. Вопрос лишь, до чьего.
— В ведьминской работе, Арчибальд Дормидонтович, любовь не предусматривается регламентом. И, кстати, против укола я не возражаю.
Глава 7
Чтобы сделать Гарри Поттера невидимым,
его придется перевести в жидкое состояние,
вскипятить и превратить в пар, кристаллизовать,
нагреть и охладить — согласитесь, любое из этих действий