Ведьмина доля
Шрифт:
Я молчала. Ни слов, ни мыслей. Вернее…
— А вот и загадка века, — наблюдатель потянулся и, встав, прошелся вокруг стола. — В вашем округе восемьдесят лет рождаются нормальные ведьмы, а следом — еще восемьдесят лет — только дефективные. А потом остаются подземелья, а городу нет и ста пятидесяти лет. И опять восемьдесят лет — нормальные, а потом — косяк дефективных, включая тебя.
М-мать, он на появление мифической тюрьмы, что ли, намекает?
— А что еще с вами происходило в эти годы? — Гоша остановился за моей спиной.
— Треть
— А как давно у вас перестали появляться истинные Верховные?
— Ну… лет пятьсот назад… — я сглотнула, понимая, к чему идет разговор.
— Промежуток между появлением дефективных ведьм, считая от первой родившейся, — сто шестьдесят лет…
— Сто пятьдесят лет — время жизни обычной ведьмы, а Верховные живут на десять лет дольше.
— Твои выводы?
Я промолчала. Выводы были неутешительными.
— Есть и более старые дела, — наблюдатель по-прежнему стоял за моей спиной, создавая дискомфорт. — Эта карусель с «эпидемией» вертится больше пятисот лет. У нас хранятся выдержки из ведьминых дел, короткие и скупые, но про дефекты «углей» там сказано внятно. И наиболее интересные дефекты, включая твой, перечислены. И все случаи появления зафиксированы в одном и том же месте, через один и тот же промежуток — сто шестьдесят лет. Но выдержки — это только выдержки.
— А ты всё забрал? — я встала и обернулась.
— Всё. Подземелья — только один уровень?
Я кивнула.
— Значит, успели вынести, — резюмировал Гоша и включил чайник. — Или уничтожили.
— А причем тут ведьма? — я решительно вернулась к прежней теме.
— А притом, Уля, что ей чуть больше двухсот лет. И если вести отсчет от нее, то ты — второе поколение. Между вами других идентичных быть не может, — и поправился: — не должно. По статистике, дефективные живут меньше — максимум до ста лет, — добавил невозмутимо. — Природное время ее жизни истекало тогда, когда рождались ведьмы нормальные, и свой аналог ей было не найти. Плюс она уже дважды «умирала» по документам, чтобы снова всплыть. Круг — лучшая защита, не так ли?
— А наблюдательская протекция — лучший способ замолвить словечко за никому не известную ведьму, явившуюся из ниоткуда?
— Когда, говоришь, архивы ограбили? — спросил он вдруг.
— Лет… тридцать-сорок назад, — я припомнила сплетни. — Плюс-минус пару лет. А что?
— Уж не тогда ли, когда пришлось срочно уходить из Круга, где под крылышком Верховной подрастало знакомое лицо? Чтобы после вернуться, но уже изменившейся?
— Гош, не… накручивай. Это перебор. Тетя Фиса бы просекла этот маневр. Она лично снимает отпечатки с наших «углей», не говоря уж о том, что точно бы заметила сходство. И внешнее, и силовое, и «угольное». Если только… — я мысленно вернулась к тому, с чего начался «ужин».
— Если только?.. — наблюдатель так и впился в меня взглядом.
— Единственное, что меняет и выбранную сферу, и энергетический рисунок «угля», — Пламя.
— Насколько меняет? И что случается с дефектом?
— Тетя Фиса говорила, что энергетический рисунок скорее дополняется, то есть врожденная основа остается. И все пассивные навыки — тоже. А значит, и дефект. Принятие Пламени — что вторая Ночь выбора. Она сменила сферу. Воздуха, кроме меня, в Кругу нет.
— Значит, добилась своего и сбросила старую шкуру… А это, — наблюдатель хлопнул по папке, — теперь мусор, — и посмотрел искоса и многозначительно.
А я отвернулась и закрыла глаза, отказываясь принимать ужасное. Верховная должна быть… в курсе. И в лучшем случае — только в курсе. О худшем я думать не хотела. Я привыкла доверять ей полностью, как и всем коллегам. Доверие, порой слепое и интуитивное, — основа Круга.
— Что ей тут… медом намазано? — кашлянула, отгоняя мрачные мысли. — Зачем так рисковать? И какого черта она продолжает убивать, если получила то, что хотела? И… почему мы ничего не знаем ни о каких, мать их, тюрьмах? — у меня разболелась голова, и стало совсем не до воспитанности.
— Тюрьма — дело Верховных. И закрывать ее. И защищать от нее. Она — реальность, Уля. И появляется здесь каждые сто шестьдесят лет. Заранее ослабляя вас своим появлением. Порождая дефективных и «погасших». Но, повторюсь, она — дело Верховных.
Да конечно… И когда тетя Фиса потянет силу из Круга, и половина из нас уже никогда не очнется, это тоже будет делом только Верховных? А мне кажется, мы имеем право знать, за что умираем. Я опустила взгляд, пряча сомнения. Нет, нечисто дело. Скорее всего, наблюдатели в нем замешаны куда круче, чем подкупленным прикрытием и протекцией. Не они ли вообще заварили эту кашу с алтарями, бесами и ведьмой? Не они ли ее направляют? Уж больно неуловима.
И Гоша волей-неволей подтвердил мои подозрения, угнездившись с чашкой кофе у столешницы и ударившись в абстрактные размышления:
— В твоей сказке о Пламени есть один огрех. Природных Верховных нет и никогда не было, и мой новый источник… информации это подтверждает. Их создавали, а после смерти «уголь» благодаря летучести выбирал наследницу, — он уставился на иллюзорные портреты. — И если Верховные перестали рождаться, это говорит только об одном. Их «угли» остались там, откуда не улететь. Тюрьма, по преданиям, была спрятана в потустороннем мире. В мертвом мире, лишенном магии. Там, где, собственно, и мы все однажды будем.
Спрятали, да криво и косо, если периодически лезет и жизнь портит… Однако рыльце у наблюдателей в пушку. Этот проклятый мир давно держится на ведьминых плечах, без наших знаний и умений наблюдателям с нечистью не сладить. А без Верховных нам не сладить с крупной нечистью. Испугались, когда Верховные перестали появляться, выкопали сведения о свойствах крови и взялись вызывать бесов да плодить на убой потомков одержимых для нового Пламени? Да еще и тюрьма. Кто и как ее запирал в прошлый раз?