Ведьмина доля
Шрифт:
— Но ты воздух. И нечисть. Всё возможно.
Я снова взялась за кружку. Неужели надула, тварь, и я ошиблась с ошейником?.. Хуфия явственно и иронично хихикнула, и «кошка» ощетинилась, вскинув голову, зашипела:
— Пшла вон!..
— В ошейнике ничего вшитого не было? Никаких заклятий?
— Были, — Ангелина угрожающе щурилась на серебристую тень. — Развоплощающие и сильные, но она, — кивок, — сильнее, — и склонила голову набок, рассматривая: — А знаешь, Уля, как наверняка ее прикончить?
— Как? — встрепенулась я.
— Пламя Верховной.
Тьфу…
— Или
— Всерьез и навсегда, — я сунула ошейник в сумку. — Командовать парадом — не моё.
Ангелина задумчиво пыхнула сигаретой:
— Якорь сорван, и тварь в мире теней, а оттуда — один шаг до мертвого… Или до живого, если дашь ей кровь. А выпускать в жизнь придется, чтобы уничтожить. Чтобы отсечь от своей тени. Научить?
— Сама!.. — явственно прошелестела хуфия.
— С-сгинь!.. — опять зашипела «кошка» и взъерошилась, волосы встали дыбом. — С-свали, падаль!..
И нежить… исчезла. Пожалуй, впервые со времен архивов я перестала ощущать ее взгляд и чувствовать макушкой ледяное дыхание.
— В лучше годы прикончила бы… — моя собеседница сердито тряхнула головой. — И не такую гниль к мертвецам выселяла… — и скривилась недовольно: — И гонять-то силы есть, а вот двери открыть и вышвырнуть навсегда — уже нет.
— Справлюсь, — я встала и подошла к окну. Как-нибудь…
— Уля, не давай ей свою кровь, — Ангелина встала рядом, скрестив руки на груди. — Будешь вызывать в этот мир — не давай свою. И с чужой подумай. Кровь должна быть сильнее ее собственной. Чтобы не прицепилась опять пиявкой, чтобы не сбежала. В ней есть слабые искры силы беса. Понимаешь?..
Спасибо, чуйка и… мастер Сим.
— Сейчас ритуал набросаю. Он, конечно, для нас, но ты сможешь переделать под себя. Есть хочешь?
Я кивнула. Не хотелось, но надо. Сил нужно много. Любых.
— В холодильнике шашлык. Будь как дома, — и она ушла в комнату.
Я завозилась с обедом. Достала шашлык из кастрюли и принюхалась. Свинина в кефире. Толик жарил. Неподражаемо.
— Ангелин, а вы не собираетесь уезжать? — я поставила тарелку с шашлыком в микроволновку и включила чайник.
— А ты думаешь, другие уехали, и с концами? — «кошка» бесшумно вернулась на кухню и зашуршала бумагами, раскладывая их на столе. — А казалось, ты неплохо нас изучила.
Я повернулась и вопросительно подняла брови.
— Они вернутся, Уля, — пояснила с улыбкой. — Вернутся в нужный час. Все, кто считает город… своей территорией. Уехали, чтобы пересидеть, не сойти с ума и набраться сил. И вернуться. А нам нет смысла уезжать. Нам… хорошо. И здесь, — зеркала глаза налились болотной тьмой, — моя территория.
Пискнул таймер микроволновки. Я достала тарелку, села за стол и за обедом выслушала ТЗ. Ангелина рисовала, объясняла и через полчаса вручила мне «шпору» с наброском. А потом сгребла черновики в угол стола и на чистом листе быстро набросала новый рисунок. Крылья колоннад. Черный провал портала. Символ. И я наконец смогла рассмотреть его детально.
— Узнаешь? — она перевернула лист и подвинула ко мне. — Ты видящая, и воздух должен был рассказать об… этом, — закурила и рассеянно посмотрела на набросок.
Я молча изучала символ — старинный ключ, вписанный в овал, а вместе с ним — в круг. Ключ, ключик…
— Моя прабабка была рисковой и любопытной «кошкой», — Ангелина оперлась локтем о стол и повозила когтем по скатерти. — Частенько разгуливала по миру теней и нередко заглядывала в мир мертвых. И однажды вернулась из последнего совершенно седой и безумной. Два дня бредила, рассказывая о страшном доме, полном бесов, который сторожат… — затянулась глубоко и резко выдохнула сизый дым. — Серебристые девы с кровавыми улыбками. Они стоят у колонн, — и коготь скользнул по черновику, — вот здесь: двенадцать дев, вплавленных в камень и объятых белым огнем.
Хуфии… Так вот куда делось наше Пламя…
— Она скончалась на третий день, повторяя «ключ, зеркало, камень», — и коготь очертил символ. — А через год моя бабка погибла в руинах здания, через который вышел этот страшный дом. Мне было лет пять, и я его видела, как тебя сейчас, — закончила «кошка» негромко.
Я подняла голову. Глаза, затянутые темно-зеленой пленкой, смотрели в упор.
— Уля, он снова выходит. Я заглядывала в мир теней и видела его. Совсем рядом. Девы слились с камнем, белый огонь почти потух. И отвратительно несет бесами и…
— …болотом или канализацией? — уточнила тихо. Именно эти запахи преследовали меня в видениях.
— Да, — глаза «кошки» посветлели, проясняясь.
— А что было потом? — теперь я смотрела на нее, в упор. — Как этот… дом загнали обратно? — и уже знала ответ, и боялась услышать, но…
— Думаю, жертвами, — она пожала плечами. — Плохо помню, Уля, тьма оглушала и ослепляла. Помню запах крови. И белые искры. А теперь опять чувствую ту же тьму, что и тогда. Он возвращается.
…в который раз. Сто шестьдесят лет — столько горит Пламя одной истинной Верховной. А после смерти ее магия рассеивается. И тогда рвутся путы заклятий, лопаются… якоря хуфий. И серебристые девы с кровавыми улыбками срываются с поводков. Или сгорают в белом пламени выполненной Задачи. Сто шестьдесят лет… Мне стало не по себе. Хуфии, охраняющие тюрьму, владеют Пламенем — тем самым, изначальным, ныне потерянным. И каждый раз его… подпитывали. Обновляли мертвые тела стражниц, чтобы оно продолжало гореть в них и удерживать тюрьму в мире мертвых.
Я невольно обернулась на свою тень. Обжигающий холод льда — кровь и Пламя. Хуфия Верховной — вот что прячется за моей спиной. Вот оно, то «самое ценное», о чем говорила в бреду Изольда Дмитриевна. Не бумажки и папки. А результат страшных ритуалов. Семь убитых потенциальных Верховных, слившись, породили в нежити то, что почти стало Пламенем — ледяной магией хуфии. И где еще можно сотворить такое, если не в древних подземельях, которые глушат тьму, — единственных на весь город? Сотворить, тренируясь перед тем, как?.. Черт… Мне нужно… на воздух. Срочно.