Ведьмина дорога
Шрифт:
Арне легко добрался до вершины холма, до западного пролома в старой крепостной стене… и попятился. Перед ним, неприятно улыбаясь, стояли вампиры. Не такие, как Вейма — нервные, чуткие, вспыльчивые, но слабые, — нет. Он загривком ощутил исходящую от них силу. Вампиры — самые проклятые из всех. От них так и веяло смертью.
Слова были не нужны. Ни ему, ясно ощущавшему, что они кинутся, как только он шагнёт к пролому. Ни им, с самодовольными улыбками ожидавшими, когда он подставится настолько, чтобы на него можно было напасть. Их было четверо и — Арне не знал, — это были те самые вампиры, которые
Арне попятился. Вампиры переглянулись и зло, обидно захохотали. Юноща был достаточно знаком с Веймой, чтобы понимать, что они чуют малейшее движение его души. И наслаждаются сомнениями, неуверенностью, страхом…
Страхом.
Рыцарь не ведает страха.
Но даже рыцарь может отступить, если противник сильнее, если врагов больше.
Но может ли рыцарь бросить свою даму в беде?
…может ли рыцарь ударить женщину?..
Мысль пронзила сердце — острая, болезненная. Арне почуял — не его, наведённая, чужая, но отзывающаяся его собственным. Он ударил не женщину — врага. Он чуял её злобу.
…но она оставалась женщиной…
Бертильда тоже женщина, и ей грозит беда.
…так шагни. Не бойся. Один только шаг… вперёд или назад?
Арне попятился ещё дальше. Его хлестнула чужая злоба. Он оступился и покатился по склону холма. Вслед нёсся издевательский смех.
Магда висела в собственноручно завязанной петле. Та больно впивалась в живот. Магда ругалась такими словами, что, услышь её сейчас Арне, покраснел бы как маков цвет, едва ли поверив своим ушам. Больше ничего делать не оставалось. Больные, распухшие от ран и напряжения пальцы даже не цеплялись за узел, а он всё больше затягивался под весом девушки. Вывернуться, вылезти нечего было и думать. До земли она едва ли доставала носками башмаков. Что теперь?
Ведьма представила, как её находят утром. Потерявшую память и душу. Безвольно ожидающую приказов. Что с ней сделают тогда?
Во всяком случае, вряд ли будут наказывать…
Это было ещё хуже, чем там, наверху. Там ещё был нож. Там ещё не так болели пальцы.
Там был нож…
Но волос ещё привязан к её запястью.
Магда потянулась, сбрасывая башмаки и упираясь в землю кончиками пальцев.
Земля — мать всего живого. Земля даёт силу. Земля помогает.
— Данное мне пусть ко мне вернётся, — попросила девушка. — Силой моей. Волей моей. Во имя ночи, ради рассвета.
Нож влетел к ней в руку, привязанный чарами прочнее, чем верёвкой. Влетел лезвием вперёд, больно раня. Ведьма вздохнула. Кое-как сжала рукоять, обрезала верёвку — и тяжело упала на колени. Больно. Трудно.
Девушка поднесла нож к губам.
— Лесом, что принял меня. Алтарём, что пил мои жертвы. Водой и ветром. Рекой и вихрем. Волей ведьмы. Ты пил мою кровь — довольно с тебя. Ты ранил моё тело — перестань. Я поила тебя. Я давала тебе власть. Ты помогал мне творить колдовство. Довольно ранить меня. Подчинись. Подчинись. Подчинись!
Осторожно, стараясь не пораниться, провела языком по лезвию, не столько слизывая собственную кровь, сколько размазывая её по железу.
Заговор.
Всего лишь заговор, чтобы нож не резал её каждый раз, как понадобится его призвать.
Ответа не последовало, но Магда откуда-то знала: она услышана, её слова приняты и будут исполнены.
Пошатываясь, девушка встала на ноги.
За матерчатой стеной тем временем перестали петь. Магду это не слишком обнадёживало. То, что происходило до этого мгновения, было не более чем подготовкой. Смягчением её воли, сглаживанием решимости.
Из милосердия.
Так… проще.
Всем.
Но это — только начало посвящения. А дальше…
Снова послышалось пение. На этот раз — мужское.
— Владыка наш Освободитель, — пели мужские голоса. — К тебе обращаемся. Узри свою непокорную дочь. Из всех твоих детей её душа горит ярче всех. Из всех твоих детей — её душа тяжелее изнывает под гнётом. Создатель поймал её душу. Надзиратель держит её в цепях. Узри же её! Дай ей свой свет! Нездешний, желанный, принеси ей, открой для её души! Владыка наш Освободитель! Узри! Узри! Узри!
Магде стало не по себе.
Как будто чей-то взгляд — холодный, равнодушный и неодобрительный — шарит по холму, отыскивая непокорную ведьму.
Арне, спотыкаясь, брёл вокруг холма, держась примерно середины склона. Он потерял чувство направления и не знал теперь, куда ему следует выйти. Надо было найти пролом в стене — не западный — войти в развалины и попробовать оттуда вернуться к судилищу.
Надо было.
Достанет ли у него сил?
Тело едва слушалось, мускулы были как каменные, ноги с трудом сгибались. Нельзя несколько раз оборачиваться в одну ночь. Особенно если ты молод, если ты недавно стал оборотнем, если…
Разгорячённое тело неприятно холодил ночной воздух.
Но он брёл. Пролома всё не было видно.
— Взгляните, сёстры, — раздался сбоку восхищённый шепоток. Арне устало повернул голову. Народу на встрече было так много, что он уже не обращал внимания, если чуял кого-то рядом с собой. Большинство учуянных просто отдыхали и развлекались в своё удовольствие — некоторые таким омерзительным образом, что Арне старался не поднимать глаз и лишний раз не принюхиваться.
— Какой хорошенький, — подхватил второй голос. Чуть в стороне от пути рыцаря стояли четверо девушек. Совершенно обнажённых. Они улыбались, протягивали к нему руки…
Арне потряс головой.
От них ничем не пахло.
Вовсе ничем.
Морок.
Обман.
Он обошёл их стороной, а странная компания со вкусом обсуждала его мужские стати. У оборотней очень острый слух, поэтому бедный юноша ещё долго оставался ярко-красного цвета.
Вокруг Магды сплетались нити. Колдовство. Магия. Волшебство. Неважно. Нити, холодные, белые, раскалённые, мерцающие для того, кто умеет смотреть. Паутина. Паутина, в которой можно трепыхаться, но не вырваться. Хор за стеной пел и пел, взывая к Освободителю, убеждая его принять душу ведьмы. Дать ей освобождение. Взывал к Врагу, убеждая его сделать из Магды бездушное орудие. Колдовской силы как будто даже прибавлялось — орудию, которое будет создано, нужно быть способным на многое. Воля уходила, исчезала, словно вода впитывалась в землю. В отчаянии Магда схватила прут и рубанула по туго натянутым нитям, которые проходили сквозь само её существо — и обнимали её. И связывали. Они были повсюду. Голоса пели. Магда развернулась и ударила снова. Ещё и ещё. Нити пели. Нити тянулись. Муха может трепыхаться в паутине, может оборвать одну-две нити, но паук всё равно дождётся добычи.