Ведьмина дорога
Шрифт:
— К этому не всегда прибегают, — кисло ответил брат-заступник. — Иногда достаточно признания отравителя.
— Понимаю! — повторил школяр. — И ведь тоже трудно! Если отравитель из проклятых, он ведь закрыт от благого влияния Заступника и ваших отеческих увещеваний, а без свидетелей к нему нельзя применить пытку! Как же вы поступаете в таких случаях?
Брат-заступник пристально вгляделся в лицо непрошеного помощника. Оно было полно искреннего желания показать себя с лучшей стороны.
— А как страшно ошибиться, — продолжал болтать нахальный юнец, словно торопясь высказать
— Не надо кричать, Эб из Анша, — мягко, с трудом сдерживая раздражение, попросил Флегонт. Надо же было так наткнуться! — Ты ведь знаешь, что слуги Заступника достаточно… сведущи в мирских делах, чтобы отличить правду от вымысла.
— Да, и в этом одном наша надежда! — с жаром подхватил школяр. — И, конечно, вам не осмеливаются лгать! Ведь если оговор не подтверждается, клеветника ждёт всё то же, что и жертву его коварства! Кому охота из-за сварливой соседки на костёр войти!
Люди в кабаке, наконец, ожили и начали тихонько перешёптываться. Они начали понимать, что за игру ведёт этот пришлый паренёк и о чём он их предупреждает таким странным способом. Свидетели. Чтобы оговорить человека, нужны свидетели, чтобы защитить человека, нужны свидетели, а тот, чей оговор не подтвердится, будет жестоко наказан… по закону.
Вот только будет ли баронский сынок действовать по закону?
— Да, — хмуро подтвердил брат Флегонт и поднялся из-за стола. Школяр вскочил тоже и уставился на будущего наставника с выражением крайней преданности. — Вот что, Эб из Анша. Такому талантливому юноше нечего делать в деревне. Ты столько знаешь, что мне уже нечему тебя учить. Иди себе в Раног, уверен, ты получишь кафедру после первого же диспута.
— Но я так многого ещё не видел! — запротестовал школяр. — Говорят, у вас под замком сидит настоящая ведьма! Вот бы послушать, как вы с ней будете разговаривать! Вы ведь должны обратить её душу к Заступнику, открыть ей глаза на пагубность её заблуждений…
— Увещевания — слишком тонкое действо, чтобы рядом присутствовали посторонние, сколь бы преданными делу они ни были.
— Но если она раскается… — забормотал школяр, откровенно расстроенный отказом. — Её слова должны быть записаны, подтверждены двумя свидетелями…
— Это уже после раскаяния, — заверил брат-заступник. — А пока к нему не пришло…
— Но, может быть, вы позволите мне…
— Нет, Эб из Анша, ты молод и горяч, можешь испортить дело.
— Но…
— Нет, — с нажимом повторил Флегон и вышел из кабака, пока докучливый знакомец не принялся просить ещё что-нибудь. Когда дверь закрылась, на лице юнца появилась озорная улыбка.
— Чего загрустили, люди добрые? — весело спросил он. — А вот не послушать ли вам песню о лебеде, который был первым среди равных, но превращён в жаркое?
Когда все разошлись, Рамона заперла кабак, постелив перед тем школяру на лавке. Юнец весь вечер после ухода брата-заступника только тренькал на лютне да пел свои песенки, не замечая ни взглядов, ни окликов собравшихся сельчан. Так ничего от него не добились, а напрямую спрашивать поостереглись. Он безропотно смирился со скромной постелью, и с тем, что кабак будет на ночь заперт и даже не подумал запроситься на сеновал. Всё твердил, что так давно не спал под крышей, что теперь готов лечь хоть на чердаке, хоть в погребе, за что получил по шее полотенцем: в погребе Рамона хранила колбаски. Когда все, наконец, разошлись, улеглись, погасили огни и затихли, кабак окутало облачко тумана, которое вскоре превратилось в человеческую фигуру, неясную в слабом лунном свете. Фигура метнулась по улице, но остановилась, в нерешительности оглядываясь.
— Я тебя вижу, — с усмешкой сказал знахарь, выходя из тени кабака.
— Что тебе надо? — высоким голосом спросила фигура.
— Я у тебя это хотел спросить, — хмыкнул знахарь. — Что это ты сегодня устроила?
Вейма тяжело вздохнула и прислонилась к стене. Её трясло от голода и усталости и разговаривать со слишком умным знахарем, от которого всё ещё пахло отпугивающими вампиров травами, ей вовсе не хотелось.
— Сам догадайся, — грубо предложила она.
— Я и догадался. А что ты сделала с остальными? Что это ещё за Эб из Анша?
— Не твоё дело, — жёстко ответила девушка.
— Вампирские чары, — сам себе кивнул знахарь. — И меня так можешь?
— Тебя — не могу. Доволен? Иди ещё на всю деревню покричи, какой ты умный!
— Теперь ты скажешь мне, что с нашей ведьмой? Почему она на меня свои дела свалила? Почему осталась в замке? Почему не сбежала?
— Она потеряла силу, — неожиданно призналась вампирша. — И теперь деревня осталась без ведьмы, разве в тебе что-то проснётся.
Знахарь посмотрел прямо в глаза вампирши. Вейма не знала, что он видит, что он вообще можешь различить в ночной темноте.
— Ты… — не выдержала она. — С тобой что-нибудь случилось? Лес с тобой разговаривал?
— Нет, — отозвался знахарь. — Не разговаривал.
— А раньше?
— Иногда. Когда мне было нужно.
— А сейчас нужен ты.
Знахарь отвернулся.
— Видимо, не настолько.
Вампирша пожала плечами. Разговор начал её утомлять.
— Ты всё узнал, что хотел?
— Пожалуй.
— И что теперь? Зачем ты ждал меня и расспрашивал?
— Ничего. Хотел убедиться.
Он отвернулся и, не говоря больше ни слова, зашагал по улице в сторону своего дома.
Вейма огляделась. Они договаривались с Липпом о встрече, но где его искать? Вопреки человеческим сказкам вампиры не чуяли друг друга, и найти собрата будет непросто. Не идти же, аукая его, как в лесу!
В это мгновение Вейма услышала голос, такой тихий, что его не уловил бы и оборотень, и голос этот принадлежал как раз Липпу:
— Ну, где ты пропадаешь? Иди ко мне!
Вампирша кивнула, сама не зная, зачем, и побежала по улице.
— Уф! — вздохнула она, входя в пастушью хижину, которую невесть почему облюбовал Липп. Там, несмотря на летнее тепло, горел огонь в очаге, бросая на стены красные отсветы. — Я думала, я там умру! Ещё одного такого дня мне не выдержать!