Ведьмина ночь
Шрифт:
— Не бойся, я поведу, ты пойдешь следом.
А страшно. Самой. Я ведь только читала об этом обряде, у меня-то силенок на него не хватало. Теперь силы есть, и обряд несложный, но…
Вода колодезная.
Кровь.
Свечи. Зеркало… нет, вместо зеркала будет таз с водой. Так оно и надежней, и безопасней.
Свечи вот обыкновенные, восковые, из аптеки. Теперь полынь и ромашку, каплю настойки валерьянова корня.
Марика принюхивается и выражение лица такое, недоверчиво-обреченное.
— А разве это не ночью делать надо? — робко интересуется она, когда я зажигаю первую свечу.
— Без разницы. Да, есть некоторые обряды, которые к определенному времени приурочены, — моя речь её успокаивает. Вот бы еще мне уверенности. — Но на самом деле таких немного.
Слова заговора слетают с губ.
И руки Марики сами тянутся к воде. Пальцы касаются её, почти не тревожа. Она не вздрагивает, когда одноразовый ланцет пробивает кожу на пальце. Крови нужно пара капель, и вода их получает.
Вода…
Она всюду. Она знает… и путь откроет. Ну же… замыкаю заговор силой, и свечи вспыхивают, вытягиваются тонкими огоньками.
Дрожат.
Но держатся.
Вода же в тазу темнеет. Стало быть, есть на Марике заклятье, лежит, никуда-то не делось за годы. Да и не выдумка все, как оно частенько бывает.
— Теперь смотри, — я гляжу на эту воду, пытаясь уловить хоть что-то.
Без толку.
То есть идет ниточка, тянется на крови от Марики в… никуда? В воду темную, зеркальной гладью обернувшуюся, будто бы там, за нею, за чертою тот, кто…
Князь?
Он ли… в могиле сырой лежит…
Прикусываю губу. И смотрю. Вместе с Марикой. Собственная сила уходит вглубь водную ли, зеркальную, уже и не понять, какую именно. А оттуда, из темноты, поднимается лицо…
Лицо…
Белое пятно.
Узкое.
Изможденное.
И я пытаюсь разглядеть черты его, но не выходит, будто все еще оно там, под толщею водной. И не дотянуться, не добраться. Марика, резко выдохнув, наклоняется к самой воде и задевает таз, вроде бы легонько, но темная вода выплескивается на пол.
Гаснут, обрывая нить, свечи.
И тот, в воде, рвется навстречу, он вдруг открывает глаза, которые и вправду золотые. А после зеркало, самое обыкновенное, найденное тут же, трескается.
Марика отшатывается от него.
Она упала бы она на пол, но я успела подхватить. Сердце её колотится пойманной пташкой. И губы Марика то и дело облизывает. Взгляд у неё безумный. И на щеках румянец.
— Почти, — она заговаривает первой. — Почти получилось!
Да? Мне казалось, что ничего-то у нас не вышло.
— А раньше? Так было?
— Раньше просто голова болела.
— И что он сказал?
Марика ненадолго задумывается.
— Помоги, — выдыхает. — Это он сказал. Помоги… заблудился. Да! Заблудился! А вот имени — нет. Вот… бестолочь. Мог бы и назвать.
Имя, фамилию и адрес пребывания.
Я хихикнула.
— Извини, это… нервное.
А вот у меня голова болела. И кажется, кружилась немного. И руки дрожали. И сил ушло куда больше, чем должно бы, если книге верить.
— Н-ничего… меня тоже п-пробивает… но он не мертвый, — Марика потерла руками плечи. — Х-холодно у тебя тут… он на самом деле не мертвый. И это хорошо, да?
— Конечно, — я почти и душой не покривила.
А если все-таки князь?
Вот как сказать, что таки да, суженый не мертвый, просто проклятый и очень-очень древний, в землю закопанный в непонятном месте. И одной лопаты для обретения личного счастья, чую, будет недостаточно.
Хотя…
Змеедева про суженую ни словом ни обмолвилась. А это важно.
Да.
И стало быть, могу ошибаться?
Она ведь меня о помощи просила, а логичнее бы тогда к Марике явиться… может, она и не ведьма, но силой какой-никакой обладает. Хватило бы, чтобы сон приснить.
— Скажи, а как ты к змеям относишься?
— К кому?
— К змеям, — я собрала свечи, которые оплавились и более в дело не годились. Сложила в коробку. Таз подняла. Вода в нем по-прежнему была черной. И что-то во мне противилось довольно здравой мысли вылить эту самую воду в умывальник.
Вместо этого я поставила таз на тумбу.
Достала из тумбы пустую склянку и набрала воды. Поболтала. Кинула силы каплю… и что это будет? Хотя… есть один заговор. Старый довольно и такой, что… в общем, мой научный руководитель уверен был, что их тех, неработающих, деревенских, которых у каждой бабки — тетрадь.
Но…
Почему бы и нет?
Что мы теряем, кроме времени.
— Не люблю, — сказала Марика и даже содрогнулась. — Я знаю, что они и не холодные, и не склизкие, но все равно не люблю.
Заговор в памяти всплыл, хотя я ведь не учила.
Так, читала когда-то. Но слова сами с языка слетели. И темная вода приняла их, а сила закрепила.
— А при чем тут змеи?
— Ни при чем, — согласилась я и флакон протянула. — Вот… не уверена, правда, что работать будет, но в теории, если вдруг ты окажешься где-то рядом с суженым, он нагреется. В смысле, флакон. И чем ближе, тем теплее. Оно, конечно…
— Мне и такого не обещали, — Марика вцепилась во флакон. — Спасибо тебе!