Ведьмина ночь
Шрифт:
Я же…
Я впервые начала понимать, насколько слаба.
— На от, — рот мне открывают силой и льют в горло горький травяной отвар. Я глотаю, чтобы не захлебнуться, ненадолго выбираясь в реальность или почти в реальность. — Что ж ты, девка-то так…
Афанасьев стягивает и юбку, и колготы.
И растирает ноги едкой мазью, вонь от которой заставляет меня морщиться и хныкать.
— Давай, давай, не отлынивай. Старайся. Ты тоже силу принять должна, а не только она тебя.
Он натягивает на ноги носки из толстой колючей шерсти.
— Ничего, авось, не помрешь…
Сомнения в его голосе вполне явные. Но я не собираюсь умирать. Я… живу.
И снова прошлое.
Специнтернат. Подруги… не случилось подруг. Были приятельницы, которые держались рядом, потому что, странное дело, теория давалась мне легко. Любая.
Матмоделирование.
Черчение. Двухмерное и трехмерное. Последнее шло факультативом, потому как на заклятья этого уровня требовалась сила, которой не было даже у Алечки, ведьмы в третьем поколении, весьма этим обстоятельством гордившейся. Что уж обо мне говорить-то?
Я просто…
Просто увлеклась. Да и все одно заняться, кроме учебы, там было нечем. Вот и вышло, что к выпуску у меня имелся неплохой запас теории, золотая медаль и та же капля сил.
— Не знаю даже… — нынешняя директриса походила на Ольгу Валерьевну и повадками, и статью. — С одной стороны, у тебя явно талант. С другой…
Силы.
Силы, которых нет. Или почти нет. А потому толку от этого таланта?
— Но рекомендации я все-таки дам… жизнь — сложная штука. Всякое получится может. А ты гляди, дар не растрать… и да, на целительский тебе соваться смысла нет.
— Знаю, — спокойно ответила я. — Я в участковые пойду…
Я бы уже могла. Диплом специнтерната позволял работать, пусть и с некоторыми ограничениями. Но… если шанс выпадает в университет пойти, то почему бы не воспользовалась?
— Вот и умница.
Глава 3
Поступление…
Запомнилось плохо, как и первый курс. В отличие от целительского, факультет общей ведовской практики популярностью не отличался. На нас смотрели свысока, да и мы, как это принято говорить, знали свое место. Я… училась.
Пусть две трети заговоров и заклятий оставались доступны мне исключительно в виде чертежей, но я все равно училась.
С непонятным себе самой упорством.
С твердой уверенностью, что это упорство будет вознаграждено. А может, с пониманием, что кроме учебы у меня ничего-то нет.
Подруги? Семья?
Увлечения?
Дружить я так и не научилась. О семье давно уже не думала, слишком это было больно, а из увлечений была как раз учеба.
И потому, когда однажды ко мне подсел Гришка, я онемела. А он сказал:
— Говорят, ты в матанализе шаришь. Вправду что ли?
Я только и сумела, что кивнуть.
— А у меня вот, не ладится, — он открыл методичку. — Надо третью. Я и так, и этак…
— Покажи, — вид задачника вернул меня на землю. Ну да,
Он робко подвинул тетрадь с расчетами.
— Ты… извини, пожалуйста. Я бы не полез, но если сегодня не сдам, меня Бизон отчислит. А мне нельзя. Никак.
Гришка учился тремя курсами старше. И задачка была непростой, но интересной. Мы такое еще не проходили, но если взять справочник и подумать, то все не так и страшно. Я справилась. А потом еще долго, муторно объясняла Гришке, как именно она решается, потому как Бизон точно не удовлетворился бы тетрадью. Он любил до сути докапываться.
Так и повелось.
Тем же вечером Гришка постучал в дверь нашей комнаты.
— Привет, — сказал он, улыбнувшись мне. — Погуляем?
И протянул пучок свежевыдранных ромашек.
Я согласилась.
Дура… какая же я дура была… Эта боль была сильнее той, что корежила меня изнутри, и на мгновенье я почти очнулась. Ровно для того, чтобы проглотить очередную порцию зелья.
Афанасьев лжец.
Не знает он… не понимает… зелье-то непростое. И травы собраны правильно, и слово над ними сказано. И стало быть, кто-то их собирал, кто-то готовил, заговаривал… меня трясло мелко-мелко. И кажется, я потела. А он обтирал меня старым полотенцем.
И обтерев, смазывал той же мазью. Воняла она…
Вонь загоняла меня в прошлое. Или я сама спешила в него сбежать?
Роман…
Роман у нас вспыхнул.
Как же мне завидовали. Те, с кем я училась, и те, с кем не училась, тоже. И только Анька, которая пришла со мной, как-то обмолвилась:
— Будь с ним осторожней.
— Чего?
Я решила, что она тоже завидует. Конечно. Ему бы Аньку выбрать. Она красивая. Некрасивых родовых ведьм не бывает, разве что совсем старухи. Уже в поколении втором-третьем сила сказывается. И чем больше её, тем… нет, не красивей ведьма.
Притягательней.
— Он хорошего рода, это да, но обедневшего в край. А потому будет искать правильную невесту. И сперва к ведьмам из целительского все захаживал, выбирал, — пояснила Анька, глядя на меня с жалостью, которой я тогда не поняла. — Но там-то все ученые. Быстренько разобрались. Там… свои женихи.
Я прикусила губу.
Слушать такое было обидно. И больно.
— Ты умная. Ты сама не понимаешь, насколько умная… всегда тебе завидовала. Мне это все дается тяжко. А ты… еще бы силы тебе.
Мы обе вздохнули.
— Если просто погулять, то гуляй, — сказала Анька. — Он красивый. И обходительный, но… если ты думаешь, что это любовь, обожжешься. Больно будет.
И права оказалась.
Анька… Анька сумела поступить в магистратуру. Вот ведь, умная я, а поступила она. И хотелось бы сказать, что дело в силе и в связях, но правда в другом.
Да в силе, но еще и в том, что любовь захлестнула меня с головой. Я жила ею. Я пила её. И не могла напиться. Я… я словно получила то, чего была лишена.