Ведьмина сила
Шрифт:
Однажды я уже просила о помощи. И она пришла. И я стала не только сильной ведьмой, карающей отступников, но и сыром в мышеловке с наблюдательской выучкой. Когда чего-то очень просишь, оно сбывается — да, небо не глухо к мольбам отчаявшихся. Но у медали две стороны. И вторая часто выходит нам боком. И не потому, чтобы больше не просили. А потому что предусмотрительнее надо быть. Просим мы всегда хорошее, а получаем… полноценное.
И я, как всегда, предпочла положиться на себя. Глотнув подкрепляющего зелья, я обернулась, изучая свое последнее творение. От антенны во все стороны разбегались многочисленные черные щупы и тонули в рассветных
«Допрос» охранника Николая показал, что при колдовской одержимости в тонусе остаются сердце, мышечный каркас и частично скелет, а вот всё остальное, особенно половые органы, старятся мгновенно. Скудные знания об одержимости подсказывали, что происходит это не только от капли чужой силы, но и от «использования». Чем дольше в теле живет две души, тем быстрее и заметнее стареет тело. А особенно заметно «подселённый» травмирует то, что способно дарить новую жизнь, и высасывает из человека энергию, направленную на продолжение рода — для «продолжения» себя. И щупы я настроила как раз на поиск преждевременно «состарившихся» половых органов. Пара часов и терпение — и результаты будут. А я пока отдохну. Последнее послеполётное дело стоило мне немалых нервов.
Вспомнив о недавнем, я невольно посмотрела на выложенные в ряд амулеты защитников. Циклоп, Муза, Наяда, Грифон, Феникс… и Мойра. Последняя, вернее последний, оказался на удивление приятным «пациентом». И теперь осталось всего четверо носителей. И одного из них я наделась найти вторым щупом — толстым и скользким, шарящим поверх тонких людских. Анализ «данных» и интуиция дружно подсказывали, что в работе с людскими телами не обошлось без целителя. И я почти уверилась в том, что это Сфинкс. Да не одна, а с амулетом защитника. И я искала. Вряд ли найду, но почему бы не попробовать?
Я достала телефон, включила его и посмотрела на часы. Почти шесть утра, но город еще спал, нежась в золотой дымке. Здесь не надо вставать ни свет ни заря и три часа ехать на работу, здесь все в шаговой доступности — за день быстрым темпом можно было обойти всё, за исключением «аттракционов». Здесь просыпались не раньше семи даже дворники с собаководами. Разве что больница никогда толком не спала да пекарни.
Послегрозовое утро приятно холодило кожу, блестело на траве каплями росы, а на тротуарах — лужами. И сонную тишину тревожил только ветер, взъерошивающий древесные кроны, — горьковато-свежий вересковый ветер с цветущих холмов. Прошлой ночью он предупредил, а что случится сегодня?..
Я снова посмотрела на собранные амулеты, опять вспомнила Мойру и усмехнулась. Паскудный колдун… Паскудный, но по-своему приятный и крайне полезный.
…Полет был убийственным. По высоте. По скорости. По случайности. И моей невменяемости. Но во тьме страхи преодолевались быстрее, а ледяной дождь остужал разгоряченную голову и не давал забыться, утонуть в страшных воспоминаниях. И я нарезала круги над городом, подгоняемая громовыми раскатами, пока вместо образов прошлого не начала четко видеть только настоящее, и ничего кроме. А потом долго уговаривала себя приземлиться. Не сказать, что понравилось, но нервы пощекотала, встряхнулась… и очень не хотела опять начинать что-то преодолевать. Но есть такое волшебное
Приземлившись у подъезда по последнему адресу, я настроилась на нужную квартиру и долго прислушивалась к ощущениям. А они твердили однозначное — человек спал. Мирно и спокойно, как здоровый младенец под защитой родителей и толпы сочувствующих.
Открыв дверь, я зашла в подъезд. Вспыхнула бледная лампочка, и я невольно оглядела себя. Мокрая насквозь, одежда — в грязи после погони. Плюс всё та же «стриптизная» дырка на джинсах, о которой я как забыла на встрече с хуфиями, так и… И запасного кольца с приличной иллюзией нет. Я пошевелила окоченевшими пальцами и мрачно ухмыльнулась. Регламент, имидж, репутация… Живём, до бессознательности затянутые в корсеты из правил и принципов. Душно, тесно, больно, неудобно, зато красиво и прилично.
Бесит.
И я пошла на дело без привычных платьев, каблуков, макияжа, строгой прически и… маски. Впервые — сознательно, а не вынужденно. И, поднявшись на третий этаж, ощутила то, что считала давно потерянным — азарт. От работы… и от новой себя в работе. Не хочу карать — хочу общаться. Да, с теми, кто на вторых ролях в банде и не причастен к смерти моей семьи, можно и пообщаться. А с теми, кто причастен… Позволит время — сойдутся звезды… отомщу. Хоть одному. Желательно, Музе. На прощание. Она должна мне много больше других. Даже если этот поединок будет стоить мне карьеры и перечеркнёт всё, что я сделала.
Позвонив в дверь, я небрежно привалилась плечом к стене и подняла температуру тела, высушивая одежду и обувь. Стало жарко, и я закатала рукава расстегнутой куртки, повела плечами, взъерошила распущенные волосы. На звонок долго не реагировали, а я терпеливо ждала, зная. Проснулся. Судорожно шарит в амулетах и размышляет о побеге. И понимает, что уже не сбежит. А сбежит — так недалеко. В логове столько полезных следов…
Щелкнул замок, и я толкнула дверь. Залитая светом узкая прихожая хрущевки и «пациент». Высокий, худощавый, загорелый, с сединой в темных волосах. Крупный нос, нечитаемый черный взгляд. Джинсы, светлая футболка, стоптанные клетчатые тапки.
— Привет, — сказала я просто и отлепилась от стены. — Можно?
— Заходи, — бросил он сухо.
Я вошла, впервые же — без тщательной подготовки и обереговых амулетов, безрассудно и рисково. Закрыла дверь, направилась за колдуном и нагло спросила:
— Чаем не напоишь? Ночь холодная. Промокла и замерзла, пока добиралась.
Он глянул через плечо иронично, но прошел на кухню и включил чайник. Я села на табуретку и без спроса вытянула из лежащей на столе пачки сигарету. Пододвинула пепельницу и щелкнула зажигалкой. Колдун поставил передо мной чашку и кивнул на заварник — дескать, самообслуживайся, раз начала.
Я с удовольствием закурила. Уютно шуршал чайник. По маленькой кухне расползались густые оранжевые тени, отбрасываемые абажуром. Окно плотно закрыто, и сизо-седой никотиновый дым замирал в спертом воздухе, перебивая остальные запахи, смазывая и размывая лицо севшего напротив колдуна. Теперь он виделся на свой возраст. Почти.
А за стеной у соседей, несмотря на глухую дождливую полночь, надрывались колонки, и я, прислушавшись, расслышала: «Выпусти меня отсюда, выпусти меня отсюда, выпусти меня отсюда, выпусти меня отсюда, ты!..». Посмотрела на колдуна и усмехнулась. Многозначительное совпадение.