Ведьминскими тропами
Шрифт:
— Пустой сосуд, будет куда силу перелить, — пожала плечами Сигверда. Она уже успокоилась. Коли сразу из дома не выгнали, значит, готовы к разговору. И верно, младший сын по указке отца пододвинул к столу еще один табурет, а его жена поставила перед Сигвердой плошку с ароматным варевом.
— Так ты что же, помирать собралась? — деловито осведомился староста. В его голосе промелькнуло удивление. Он как и все наивно полагал, что Сигверда будет жить вечно.
Ведьма обвела всех присутствующих цепким взглядом. На нее смотрели с любопытством. Кажется, никто
— Пора мне, — ответила она равнодушно и принялась за еду.
После ее слов староста крякнул и поднялся. Заходил из угла в угол, просчитывая, какими бедами обернется для его деревни эта утрата. И надо же было такому несчастью случиться на его веку. Говорят, Сигверда жила тут еще при его прадеде и уже тогда была старой. Так отчего бы ей умирать прямо сейчас? И что она там упоминала про преемницу?
Староста посмотрел на внучку и вздохнул. Не верилось ему, что Анитра сможет их защитить. Ведьминская сила — это хорошо, но к ней еще и ум прилагаться должен.
— Уверена, что не ошиблась в выборе? — озвучил староста волнующий всех вопрос. Все притихли в ожидании ответа.
Сигверда положила ложку, отвела за ухо выбившуюся прядь волос и раскрыла ладонь на которой сиял переливами солнечный камень.
— А вот сейчас и узнаем, — произнесла она тихо и послала в сторону ничего не подозревающей девочки какое-то заклятье. Время как будто замедлилось, а к возможной преемнице от камня протянулась тонкая полупрозрачная нить. Сначала она была подобна паутинке, но с каждым ударом сердца становилась все более заметной, начинала светиться изнутри. Потом вдруг вспыхнула так ярко, что все разом зажмурились от нестерпимого света. А когда распахнули глаза, видение исчезло. И лишь на ладони Сигверды остался лежать потухший камень, а в широко распахнутых голубых глазах Анитры заиграли солнечные блики.
Время вновь ускорило свой бег. Сигверда лучилась довольством.
— Как видишь, Харальд, мой выбор оказался верным.
Родные смотрели на Анитру и не видели в ней никаких изменений. Ну разве что взгляд стал более осмысленным. Но смотрела она как-то испуганно, словно не узнавала никого вокруг. Наконец взгляд девочки остановился на Сигверде, да так и прилип к лицу старухи. — Вы, это вы, — прошептала девочка и упала без чувств.
— Что с ней? — встревожилась мать и принялась тормошить дочь.
— Оставь ее, — велела Сигверда, вставая из-за стола. — Теперь это моя забота. Анитра больше не принадлежит к вашему роду. У ведьмы не может быть семьи. Соберите ее вещи и перенесите девчонку в мой дом. Да поспешите, у меня осталось не так много времени на ее обучение.
С этими словами старуха покинула дом старосты в полной уверенности, что ее не посмеют ослушаться. Так и вышло. Она едва успела переступить порог своего неказистого жилища, а вслед за ней братья Анитры уже вносили бесчувственное тело сестры в дом ведьмы. Сразу принесли и пожитки девочки, коих оказалось не так уж и много, все уместилось в один небольшой узел.
Парни постарались не задерживаться у негостеприимной хозяйки и как только избавились от своей ноши, так сразу и поспешили восвояси. Сожаления на их лицах Сигверда не заметила, но осуждать не спешила. Кто же станет любить бездушное существо? А ведь Анитра и была таковой до сегодняшнего дня. Ведьма сама проводила душу новорожденной девочки за грань — таковой оказалась предначертанная ей судьба. Но мать так цеплялась за жизнь дочери, что силой материнской любви смогла сотворить невозможное — голема — тело без души.
Боль обожгла лицо. Кто-то хлестал ее по лицу и приказывал очнуться. Было страшно открывать глаза, пробуждение не сулило ничего хорошего. Но мучитель не отступал, пришлось подчиниться. Марина распахнула глаза и наткнулась взглядом на морщинистое лицо старухи.
— Ну наконец-то, — проворчала та негромко, — третий день уж пошел, пора бы тебе и очухаться.
Щеки горели от хлестких ударов. Но эта боль казалась сущим пустяком в сравнении с тем, что почувствовала Марина, обнаружив себя в незнакомом месте, наедине с той самой старухой, что померещилась ей в зеркале.
— Где я? — задала Марина самый главный на этот момент вопрос.
— В другом мире, в другом теле, своего то ты не сберегла, хоть и целительница. Позволила смерти подкрасться незаметно, теперь уж не жалуйся, сама виновата.
Старуха произносила ужасные слова. Марина не хотела ей верить. Но, кажется, она говорила правду. Хватило одного взгляда на кисть руки, которая могла принадлежать только ребенку, а уж никак не тридцатилетней женщине.
Незнакомка тем временем продолжала говорить, попутно накрывая на стол:
— Память о прошлой жизни останется с тобой, тут уж ничего не поделаешь. Перехватила я твою душеньку на пути к реке забвения, ты уж прости меня старую, но только за это. Все остальное прими, как дар благой. Сила перейдет к тебе немалая, а с ней и знания древние. Но о том никому не сказывай, людям о том знать не обязательно. Слабы их сердца, легко проникают в них злоба и зависть. Хочешь жить долго, не выставляйся напоказ.
Марина обвела взглядом нищенское убранство ветхого жилища и мысленно усмехнулась — сразу видно, что старуха и сама строго придерживалась этого правила. Ее существованию вряд ли кто-то позавидует.
— Кто вы? — задала Марина второй вопрос, пока старуха переводила дух.
— Ведьма я, Сигвердой кличут. И ты так зови. Да не выкай, не принято тут у нас. А ты будешь зваться Анитрой. Привыкай. Новая жизнь — новое имя.
Марина спорить не стала. Какая в сущности разница, как ее будут звать? Девушка крепилась изо всех сил, чтобы не разрыдаться. Прощаться с налаженной жизнью, с привычным миром, с мечтами о муже и детях, с родителями было невыносимо тяжело. А еще труднее было примириться с собственной смертью. Сделав судорожный вдох, Марина усилием воли заставила себя не думать о том, что происходит с ее телом там на Земле. Прах к праху, как говорится, и хватит об этом. Иначе она просто сойдет с ума.