Ведьмы Алистера
Шрифт:
Нервы Терры и так были на пределе, а Потрошитель Рыб стал последней каплей в море тревог.
Когда Джослин предложила поставить защитный барьер, Терра ухватилась за эту возможность в надежде на то, что ей станет чуточку спокойнее, если она будет знать, что к ним домой не сможет прийти ни один недоброжелатель. Хотя спать у неё не получалось даже тогда, когда Алистер забирал Марту и сам сидел с дочкой. Удивительное дело, но с отцом Марта была куда послушнее: с ним она спала спокойнее, улыбалась чаще. Словно чувствовала себя в безопасности. Рядом с Террой же малышка тряслась так же, как и сама Терра, подхватывая
Терра покосилась на карту, что лежала на порожках рядом с ней. Её схематично нарисовала Джослин — необходимая последовательность для активации. Терра хотела взять бумагу и пробежаться глазами по начертанному, но Марта в её руках начала истошно кричать, требуя неизвестно чего, и, с тяжёлым вздохом, девушка принялась вновь укачивать малышку.
Терра любила дочь, а вот себя считала отвратительной матерью. Матерью, которая, не успев обзавестись ребёнком, уже устала от него. Временами ей самой хотелось лечь и завыть так же, как Марта, чтобы её кто-нибудь успокоил. В такие моменты она жалела Алистера, который с выдержкой ангела терпел их двоих, ещё ни разу не сказав дурного слова.
— Пора, — внезапно сказала Джослин, появившись в поле зрения задумавшейся Терры, протягивая руки к Марте.
Терра судорожно сглотнула, крепче прижимая дочь к себе.
— Ох, что-то мне не по себе. Может, обойдёмся только моей кровью?
Джослин покачала головой.
— Всего пару капель, чтобы связать заклятие. Не стоит переживать, — Джослин говорила тихо и ласково, словно с ребёнком. Вот только шило, направленное в этот момент на Марту, казалось её матери огромным мясницким ножом. А Джослин — чуть ли не палачом.
— Терра, нельзя тянуть. Заклятие может разрушиться, и все мои потуги будут напрасными.
Терра уставилась на изрезанные ладони Джослин и, сделав глубокий вдох, всё же подставила ей маленькую пяточку Марты. Малышка дёрнулась, и Терра дёрнулась вместе с ней. Сдерживаясь, чтобы не зарыдать на пару, она принялась успокаивать дочь, краем глаза наблюдая за тем, как Джослин пошла к калитке закрывать вязь барьера.
***
Мегги помнила, что ей снилась луна. Полная луна. И если бы Мегги не коробило от этого факта, то она признала бы, что луна с ней разговаривала. Она её успокаивала и говорила, что всё будет хорошо. И Мегги очень хотелось ей поверить, но даже во сне она знала, что ничего хорошего с ней не происходит. Собственно, она так и сказала Луне, а та, не моргнув и глазом — если у неё, конечно, были глаза — предложила ей выбираться и идти к ней. Проснувшись, Мегги ещё долго вглядывалась в тёмный потолок над собой, думая о том, как медленно и плавно она скатывается в объятия шизофрении.
О своих странных снах Мегги никому не рассказала. Да и рассказывать было некому. Клементина болезненно храпела за стенкой, явно не желая слушать ни о каких снах. Да и охранник — Мегги так и не поняла, тот же самый или другой — вернулся, и при нём девочка не испытывала ни малейшего желания разговаривать.
Она распустила свою растрепавшуюся косу и принялась расчёсывать волосы пальцами. Как же ей хотелось помыть голову и, стоя перед зеркалом, заплести красивую косу, уложить её по кругу, на манер короны, закрепив шпильками, а потом надеть свежую одежду. Но то были лишь мечты, а потому Мегги заплела свои грязные
Никто даже не подумал принести ей ведро воды, чтобы она могла умыться. Хотя Мегги понимала, что ожидать подобной щедрости от похитителей не стоит, но очень хотелось. Больше хотелось лишь принца на белом коне, — или вора с добрым сердцем, — который заберёт её отсюда и увезёт куда угодно, но желательно — домой.
Хотелось Мегги очень многого, но умом она понимала, что у неё есть лишь два шанса на спасение: Марта и магия, которая всё-таки решит проснуться в ней. Мегги же видела магический след Вивьены — тогда почему она не могла направлять магические потоки сама?
Девочке хотелось вновь зажечь маленькую сферу, что дала ей Кеторин, но она не решилась, помня о словах Клементины, да и боясь разочароваться, что хрустальная бусина не загорится.
Когда первые волны страха и паники отступили, забрав с собой истерику, Мегги поняла, что находиться в плену — скучно. Ни тебе танцев с бубнами, ни угроз, ни пыток, ни допросов — о ней все словно забыли. И это страшило, вызывало постоянное чувство напряжения. Мегги не знала, что может произойти в следующую секунду, и время, казалось, растягивалось, становясь вязким, как мёд. Мегги тонула в нём, толком не понимая, сколько времени прошло с момента её похищения.
Клементину забирали ещё несколько раз и каждый раз приносили обратно чуть живую.
— Они вас пытают? — тихо спросила Мегги, когда охранник находился на другом конце коридора, и девочка надеялась, что он не услышит, о чём они говорят, а если и услышит, то не разберёт.
— Ага, — уставшим и ослабевшим голосом ответила Клементина. Разговаривать через стенку было крайне неудобно: Мегги не видела её глаз и не могла понять по мимике, что женщина чувствует и о чём не хочет говорить.
По голосу Мегги могла понять только две вещи — Клементина устала и больна, и, даже если в девочке проснётся магия, ведьма никак не сможет помочь ей бежать, а скорее окажется тем самым балластом, который потянет их на дно. Но даже так Мегги знала: она не оставит маму Джуди.
Раздумывая об этом, девочка вспоминала, как даже думать боялась о побеге из-за рун на руках, но со временем — Мегги не знала, сколько его прошло: возможно, пара дней, а, может, пара часов, — они начали ослабевать. Во сне она неосознанно повредила одну из них, и та перестала работать вовсе. Это дало Мегги надежду на то, что сила Вивьены не безгранична.
Вскоре после того, как Клементину в очередной раз забрали, и охранник, стороживший их, ушёл вместе с теми, кто пришёл за ведьмой, у Мегги были посетители.
Мегги не поверила своим глазам, когда увидела лицо Джона за металлической решёткой. Потом не поверила своим глазам ещё раз, заметив на его лице ободряющую улыбку. Не ту отвратительную улыбку-ухмылку, от которой у Мегги мороз по коже бежал, а улыбку обычного человека с налётом грусти и сострадания.
В других обстоятельствах его улыбка могла бы даже расположить к нему, но сейчас Мегги боролась с желанием вцепиться Джону в лицо, как дикая кошка, и исцарапать глаза в кровь. Девочка даже подивилась тому, сколько в ней необузданной кровожадности. Заслуженной, но всё-таки кровожадности. И Мегги не хотела быть такой.