Ведьмы из Варбойс. Хроники судебного процесса
Шрифт:
27 февраля она чувствовала себя в целом хорошо, но была в припадке весь день. Она бодрствовала, но при каждом втором слове кивала, будто ее клонило в сон. Многократно, и с едой во рту, и когда делала что-то, она кивала головой и так клонила ее ниже и ниже с каждой минутой. Это состояние дремы, будто во сне, но без сна, продолжалось почти два дня.
28-го, если прежде ее выгибало назад, то теперь согнуло вперед, притягивая к земле, будто вставая на голову и выворачивая руки назад. И если кто-то пытался выпрямить ее, она орала на присутствующих, опасаясь, что ее суставы разорвутся. И никто не решался силой изменить ей стойку.
1 марта во время обеда
Проснувшись утром, она ничего не помнила, даже того, что вообще шла кровь. 2 марта все припадки у нее были веселыми, исполненными, как часто случалось, задорного смеха, такими грубыми и чрезмерными, что если бы они были осознанными, то за них было бы стыдно. Они состояли из легких шуток и веселых проказ собственного изобретения, вынуждающих всех вокруг и ее саму сильно смеяться. В этом приступе она выбрала одного из своих дядюшек, чтобы поиграть в карты. Желая положить припадкам конец, [он согласился,] и они стали играть. Вскоре после принесли книгу и положили перед ней, отчего ее немедленно отбросило. Как только книгу убрали, она тут же выправилась и продолжила игру. Это проверялось и подтверждалось несколько раз.
Во время игры в карты ее глаза были почти полностью сомкнуты, но скрытно кое-что подсматривали. Она видела карты, но ничего более; она узнавала своего дядю, но никого другого; она слышала его и отвечала, но только ему; она замечала, когда он нарушал правила игры и крал ее фишки или карты, но любой другой мог вытащить их из ее рук – она бы ничего не увидела и не почувствовала. Порой она выбирала кого-то другого, кого видела и слышала: иногда маленького ребенка, но не более чем одного на один припадок.
5 марта она впала в горестное состояние и очень захотела домой к отцу.
Шестого числа [марта] в Тичмершскую рощу прибыл один из людей ее отца, которого она часто просила, чтобы отвез ее к родителю в Варбойс, говоря, что знает, что как только они пройдут полпути, ей станет лучше. Желая это проверить, он повез ее на лошади в Варбойс. И едва отъехав на дальность полета стрелы, на берегу пруда она очнулась, удивляясь, где она, и ничего не понимая. Однако как только лошадь повернули обратно, она немедленно снова впала в припадок. Это было неоднократно проверено и доказано и может считаться неопровержимым. Спустя три дня и позднее, когда ее доставляли к этому пруду (поскольку многое гости хотели видеть ее вне припадка и в добром здравии), она пробуждалась и чувствовала себя хорошо, но лишь только ее лицо оборачивалось вспять, ее прихватывало снова.
8 марта она заразилась новой манерой походки древней старухи, могла нормально пройти два шага, но на третий резко останавливалась и склоняла спину с головой вплоть до коленей. Однажды, сидя у огня, она внезапно вскочила, сказав, что направляется в Варбойс. Остановлена она была в дверном проеме, где ударилась лбом о замок, отчего выросла шишка размером с грецкий орех. Потом, когда ее отнесли к пруду, и она очнулась, то спрашивала, как же это ее лицо так сильно пострадало. Оставшуюся часть дня она чувствовала себя хорошо, забавляясь с компанией детей в шары и другие игры, и чем более глупыми были игры, в которых она участвовала, тем более Дух щадил ее. Но как только возникло предложение вернуться в дом, ее тут же прихватило, да так, что припадок не покидал ее и в стенах дома на протяжении двенадцати дней. С ним она ела и пила, но ничего не видела, не слышала и не понимала, совершенно лишившись памяти. Однако она говорила, или, скорее, Дух в ней.
9 марта она не могла ходить и хромала, потому что одна нога вытянулась и не могла ступней коснуться земли. Когда ее отнесли к пруду, она очнулась, и нога выправилась. То же происходило другие три дня, хотя она все же ходила, но только дома на одной ноге.
10-го числа, выпив немного молока, она затихла и прислушалась (как часто делала прежде), спросив, слышит ли кто-нибудь, как Дух в ее животе жадно глотает молоко, которое она только что выпила. Затем она стала испытывать неприязнь ко всему дурному и наслаждаться чтением, говоря, что этот Дух в ней любит все недоброе. Поэтому она сожгла все карты, которые смогла найти. Она читала, когда могло показаться, что она даже книги не видит. Иногда у нее буквально закрывались глаза, иногда вяз язык, иногда стискивались зубы, а иногда книга отшвыривалась, особенно на каких-то добрых словах. Если ей удавалось книгу поймать и, сопротивляясь, удерживать, то она почасту хлопала ей по лицу, пока могла видеть. Порой в ходе чтения ее отбрасывало назад и раздувало живот таким странным образом и в такой манере, что два здоровых мужчины не могли удержать ее, так что она сама на себя жаловалась, приговаривая: «Никто удержать меня не может, а ребенку-то и десяти лет нету».
11-го числа кто-то случайно спросил ее или, вернее, Духа в ней: «Любишь ли ты слово Божие?» После чего она мучилась беспокойством и волновалась. Но если [спрашивали: ] «Любишь ли ты колдовство?», то она казалась довольной. А «Любишь ли ты Библию?» – опять ее трясло. Но «Любишь ли ты папство?» – тишина. «Любишь ли ты молиться?» – беснуется. «Любишь ли ты мессу?» – безмолвие. «Любишь ли ты Евангелие?» – у нее снова вздувается живот. Так, все, что упоминалось доброе, вызывало раздражение, а все, что касалось презренного папы Римского, кажется, было приятным и умиротворяло.
На двенадцатый день [марта] ее отнесли к пруду, но приступы продолжились, потому что нет правды у Источника лжи и веры ему.
В 13-й, 14-й и 15-й дни [марта] она провела время в тяжелом припадке.
16-го [марта] после полудня она внезапно вскочила и побежала оттуда, где была, но по пути очнулась. В пять часов ее прихватило опять, и так до трех часов следующего дня. А в пять прихватило снова. И так же на третий день. Уже за ужином она очнулась, и кто-то сказал: «Спасибо Господу!» Из-за этих слов она опять обратилась в припадок.
Следует заявить, что, как это будет далее абсолютно достоверно описано, малышка Элизабет Трокмортон, оставаясь в Тичмершской роще, каждый месяц с марта по июль [1590 г.] подвергалась телесным страданиям, которые мы называем припадками из-за их разнообразного характера. Так что, начиная с их первого проявления, она никогда не была от них свободна и полностью чиста, как могло показаться, поскольку в некоторые месяцы такой припадок случался лишь раз. В связи с тем, что потом явилась новая напасть и иначе покусилась на нее, сейчас мы детально опишем, как обычно ее прихватывало [в эти месяцы].