Ведогони, или Новые похождения Вани Житного
Шрифт:
— У меня такая грудь, что всякая позавидует! Не выросла, вот еще! Скажет тоже! А еще с крыльями!..
Но Златыгорка схватила тут разбушевавшуюся девицу, на плечо закинула, а Ване с лешачонком кивнула: дескать, а ну за мной!
Нет, не стали им сию минуту глазыньки выкапывать. Вновь заперли ребят в избушке–гнезде. Повалились они на плетенье и захрапели. Пьяным-то море по колено!
А утром солнышко ранёшенько всех разбудило: прямо в круглое окошко заглядывает, дескать, я встало, и вы вставайте, дождик давно уж кончился! Встали и они. Эх, пожалели утром-то, что не захватили со вчерашнего пира горсточку пшеницы для куколки… Авось подсказала бы кукла выход из положения!
И опять Златыгорка пришла за ними — и во двор повела. Может, отпустить хочет?! Ведь не видно нигде белой Виды…
Но поднял тут Ваня голову — и увидал ее: камнем летела крылатая женщина с поднебесья. Только что это с ее лицом? Покрылось оно перышками, вместо носа — загнутый клюв, глаза круглые, желтые и злые! Коршуном бросилась Вида на Стешу и повалила на землю — девочка, упав, скрючилась, лицо ладонями прикрыла. Глаза хочет вырвать белая Вида, понял Ваня, и выхватил топор… И вдруг голосок раздался:
— Ой, какая бабочка! До чего красивая бабочка! Да большая! Никогда таких не видела! И девчонками питается — красота! — это Кровохлебка, вчерашним ливнем политая, проснулась в котомке за Ваниными плечами.
И оставила крылатая Вида свою жертву, ударилась о землю, повернулась к Ване — а лицо-то у ней опять женское, не птичье, только не белое, а до того красное, что цветом может посоперничать с плащом Березая! Да что такое! Неужто смутилась злая красавица?! Но от чего? Может, знакомые, — если они у нее были, — величали ее только вороной или совой, ну, или, в крайнем случае, кукушкой…
А живинка продолжает болтать:
— А ты ночная бабочка-то или дневная?
И такая, де, и сякая, ответствует зарумянившаяся «бабочка».
И подняла Вида девочку в растерзанном платье, отряхнула, потом подошла к Ване и велела показать растение. Мальчик повиновался — вынул из заплечной котомки кастрюльку с цветком и протянул крылатой женщине. Та долго разглядывала живинку, потом сказала: впервые, де, вижу такое разумное растение! А уж Кровохлебка при такой похвале как расцвела! И Ваня тогда тихо сказал:
— Возьмите цветок себе!
Глаза крылатой Виды заблестели, она опять зарделась, но от подарка не отказалась. А Кровохлебка завопила, ура, дескать, я у чудесной бабочки буду жить!..
И крикнула тут белая Вида во всю голову, что отныне она для этой девочки и для этого мальчика, а также для лешачонка — помайчима [40] !!! А, дескать, в свидетели она берет Старую Планину, да красное солнышко, да буйный ветер!
«Помайчима — это что ж такое?» — шепнула Ване не совсем еще пришедшая в себя Степанида Дымова. Ваня подумал–подумал и сказал: «Видать, названая мама…» Девочка оторопела, да и сам он оторопел от своих слов…
40
Помайчима– названая мать по слову, уговору или обычаю. [Ред.]
— А вот вам и посестрима [41] , — указала крылатая женщина на Златыгорку, которая стояла с полным ведром у колодца, а на плечах у нее щебетали две птички: утренняя и ночная.
Часть вторая
Глава 1. Посестрима
41
Посестрима– названая сестра, та, с кем кто-нибудь побратался. [Ред.]
В жизни путешественников мало что изменилось: жили они по–прежнему в плетеной избушке на дубу, только теперь их не запирали, гулять могли, где хотели. Помайчима с посестримой обитали в таком же гнезде, на могучем соседнем дереве. Златыгорка сетовала, что мать никак терем не достроит, уж сколь времени не могут въехать в хорошее жилище, и указывала на башню из костей. Крылатая Вида частенько куда-то улетала, но, к счастью, возвращалась без «строительного материала»…
Кормили ребят всё той же белоярой пшеничкой, только не моченой в вине: мальчик с девочкой упросили помайчиму с посестримой выдавать им сухой паек, который запивали колодезной водицей. Женщины очень удивились, но возражать не стали, дело, де, ваше… Жаль, смолоть пшеничку было не на чем, когда Ваня поинтересовался у Златыгорки, нет ли где-нибудь в округе мельницы, девушка только плечами пожала.
— А есть ли тут деревни, города? — спрашивала девочка. Златыгорка кивала, кажется, де, есть.
— А где? — в ответ опять пожатье плеч.
И не долго гостевали они у Виды со Златыгоркой, пора было отправляться в путь, ведь надо было как-то выбираться из этого «Другого леса». Ноги лешачонка для этого явно не годились, уж Ваня заглядывал–заглядывал, не покажется ли в лешачьих промежностях выход отсюда… тщетно. Попасть обратно в больницу никому, понятно, не хотелось, впрочем, они шибко надеялись, что боевики там уже не хозяйничают, времени-то прошло немало. Лешак всегда был при них, ежели выход откроется, уж они не упустят момента! А вдруг это случится не скоро?! А вдруг существует другой путь домой, а они тут будут сидеть, ждать у моря погоды?.. Одним словом, взвесив все за и против, ребята с лешачонком пустились в путь дорогу. Да не одни — ас посестримой!
Златыгорка отпросилась у матери, дескать, пусти меня, мати, людей посмотреть, себя показать, может, де, удастся крылышки отрастить, не всё же гусеницей по земле ползать… Белая Вида тяжко вздохнула — но отпустила.
Ваня пошел с Кровохлебкой прощаться — она теперь во дворе росла, под защитой страшного забора, за который ни один козел не сунется — ни дикий, ни домашний! Живинка уронила три капли росы на руку мальчика и шепнула:
— Прощай, Ваня. А всё ж таки опасайся этой белены! Ты понимаешь, про кого я?.. Ох, доведет она тебя до погибели!.. Ведь один ты теперь остаешься, без моего пригляда… Будь внимателен, следи за ней в оба глаза, которые у тебя целые остались только благодаря мне… А ежели всё ж таки вернешься домой, так передавай привет Василисе Гордеевне.
— Чего это она тебе нашептывала? — спросила подозрительно десантница, когда мальчик вернулся к двуногим. Ваня пожал плечами, так, дескать, ничего… Стеша в дорогу надела свои фиолетовые лосины, героическую майку с ухарем–мотоциклистом да медноцветную куртешку. А разодранное клювом помайчимы платьишко залатала и в рюкзак сложила.
Получив благословение крылатой Виды, путники углубились в лес. Помайчима, нахохлившись и опустив до земли крылья, осталась сидеть на воротах.
Златыгорка шла вожатой и повела всех к скопищу черных камней, один из которых сильно походил на кулак. Постучавшись три раза, посестрима что-то шепнула — и кулачище откатился, подмяв пару ольховых кусточков. А там, где прежде стоял каменюка, обнаружился люк, похожий на канализационный, только с ручкой. Златыгорка взялась за кольцо — и открылся ход в подземелье: каменные ступеньки вели книзу.