Ведун Сар
Шрифт:
— Они атакуют, — невозмутимо отозвался Тудор, указывая плетью на конную лаву, катящуюся с холма.
Удар клибонариев в тыл наступающим свевам был воистину ужасным. Пехотинцы рекса Ярого практически мгновенно потеряли строй, железная стена, надвигавшаяся на готов, стала расползаться на куски, словно гнилая материя. Конные свевы попытались спасти положение, но развернуться навстречу врагу им помешала собственная пехота. В этом клубке из конских туш и человеческих тел очень трудно было выбрать верное направление для решающего удара. Но Тудор сумел отыскать цель даже в угаре кровавой битвы. Он опознал Ярого по султану, развивающемуся на шлеме, и обрушил свой меч на голову врага. Рекс свевов рыкнул разъяренным медведем и щитом отвел удар, грозящий ему смертью. От гибели Тудора спас римский клибонарий, налетевший на Ярого сбоку. Он оказался удачливее готского рекса и не только сбил шлем с головы Ярого, но и повторным ударом сумел выбросить его из седла.
— Имя свое скажи, — крикнул клибонарию Тудор.
— Либий Север, — отозвался безусый юнец. — С победой тебя, гот.
Пехота свевов была вырублена почти начисто. Но коннице, поредевшей почти наполовину, все-таки удалось вырваться из железного кольца. Готы потеряли ранеными и убитыми почти десять тысяч человек. Тем не менее победа была одержана, и путь на Лиссабон оказался открыт. Об этом Орест сказал Майорину, подошедшему со своими легионами к месту событий на исходе дня.
— Мы потеряли по твоей милости, высокородный Орест, полторы тысячи клибонариев и одного из лучших полководцев Великого Рима, комита Стратегия, — зло бросил префект.
— Триумфа без крови не бывает, — отозвался на слова Майорина рекс Тудор, вошедший в шатер вслед за комитом агентов. Верховный вождь готов был горд победой, едва ли не первой в его жизни, и имел на это, по мнению Ореста, полное право. Стойкость готской пехоты не могла не вызвать восхищение даже у стороннего наблюдателя. Что же тут говорить о высокородном Оресте, участнике битвы, не замедлившем поздравить Тудора. Его слова вызвали скептическую улыбку на лице Майорина, которую префект тут же поспешил спрятать, дабы не обидеть ненароком своего воинственного союзника.
– Я решил повесить вождей свевов, захваченных в этой битве, – надменно произнес префект.
– Зачем? – дуэтом спросили Орест и Тудор.
– В назидание другим разбойникам, бесчинствующим на землях империи.
– Я бы не стал этого делать, – покачал головой рекс. – За вождей, казненных столь позорным способом, будут мстить не только их сородичи, но и все без исключения венеды. Так казнят только воров.
– А разве они не воры? – холодно спросил Майорин. – Разве они не украли у Великого Рима целую провинцию? Кто он такой, этот рекс Ярый, чтобы бросать вызов божественному Авиту и мне?
– Верховный вождь свевов – ярман, – напомнил префекту Тудор. – Среди моих готов не найдется человека, который одобрит твои действия, сиятельный Майорин.
– Я согласен с рексом, – мрачно изрек Орест. – Волхвы венедских богов объявят тебя драконом, префект, и тогда даже сотня римских легионов не спасет тебя от мести.
– Я не боюсь язычников, комит, – криво усмехнулся Майорин. – Мне нет дела до их пустых угроз. Зато я опасаюсь изменников, которые могут украсть у Рима победу.
– До окончательной победы империи еще далеко, – устало вздохнул Орест. – Ты слишком торопишься с триумфом, префект.
– Позволь мне, комит, самому решать, что идет во благо Великому Риму, а что во вред. Я больше не нуждаюсь в твоих услугах. Ты отвезешь мое письмо божественному Авиту с известием об одержанной рексом Тудором блестящей победе. Император сам оценит твое усердие, высокородный Орест.
По прикидкам комита агентов, у свевов еще хватало сил, чтобы не раз испортить настроение Тудору и его готам, но судьба Галисии была практически решена. Удара свевов в спину наступающим римлянам можно было не опасаться. Поход легионов на Картахену превращался в легкую прогулку. Высокородный Орест холодно распрощался с Майорином и очень тепло – с рексом Тудором.
– Писать я не мастак, – усмехнулся рыжий гот, – но хочу попросить тебя об одной услуге. Передай божественному Авиту, чтобы он не забыл отметить среди прочих римских мужей Либия Севера. Юнец спас мне жизнь, и я этого никогда не забуду.
Комит агентов был слишком искушенным в интригах человеком, чтобы оставить без внимания письмо, написанное Майорином своему божественному тестю. Почерк у префекта был корявым, грамотностью он тоже не отличался, но более всего огорчила Ореста ложь, которая буквально сочилась с пергамента. Если верить письму префекта, то победой, одержанной в Галисии, Рим был обязан только ему. Но даже не это пустопорожнее хвастовство покоробило комита. Иного от Майорина он не ждал. Скверным было другое: сиятельный зять прозрачно намекал божественному тестю, что в лице комита агентов Ореста, сына Литория, он имеет дело с предателем, едва не погубившим римские легионы и федератов-готов в Галисии. Если верить префекту, то только меры, вовремя им принятые, позволили римлянам избежать ловушки, в которую заманил их высокородный Орест. Ехать с таким письмом в Рим значило подписать себе смертный приговор. Изгнание тоже не входило в планы сына магистра Литория. Оставалось подменить письмо лживое на письмо, куда более соответствующее истине. Написать новое послание Оресту не составило труда, но, к сожалению, оно не решало всех его проблем. Ибо Майорин не настолько наивен, чтобы верить в кристальную чистоту комита агентов. Свое творение он, скорее всего, подсунул Оресту только с одной целью: побудить комита к бегству и тем опорочить его в глазах императора. В этом случае сын Литория терял все – честное имя, состояние, доверие божественного Авита и надежду на скорое возвышение. Три года оказывались потраченными впустую, а перспективы тонули в сизой туманной дымке. Но Орест не собирался сдаваться так легко. Ему нужно было в короткий срок вычислить имя второго посланца Майорина и сделать все, чтобы стрела, пущенная в него хитроумным префектом, не достигла цели.
Сенатор Скрибоний догнал высокородного Ореста на постоялом дворе в двадцати милях от Арля и даже, сам того не подозревая, провел ночь под одной с ним крышей. Эта остановка могла стать роковой для хитроумного Скрибония, если бы на месте комита агентов оказался человек, одержимый жаждой мести. К счастью для сенатора, сын Литория счел его слишком мелкой дичью. Он пощадил голубя, несущего божественному Авиту победную весть, зато подменил послание, отчего оно, впрочем, не стало менее победным. Зато этот исписанный корявым почерком пергамент уже не содержал в себе отраву, способную погубить комита, преданного душой и телом если не императору, то, во всяком случае, великой империи.
Глава 6 Ответный ход
Сенатор Скрибоний был потрясен, и это еще мягко сказано. Его и без того выпуклые глаза грозили вылезти из орбит, когда он пришел со своими сомнениями к магистру двора Эмилию. Жалобы посланца Майорина могли поставить в тупик любого даже самого умного человека, и Эмилий не был в этом ряду исключением.
— А ты уверен, что правильно понял префекта?
— Я ведь собственными глазами читал это письмо, как раз перед тем, как Майорин его запечатал, — простонал Скрибоний. — Там черным по белому было написано, что высокородный Орест предатель!
— И это соответствует истине? — спросил Эмилий, жестом приглашая гостя к столу.
Магистр двора в последнее время, благодаря удачной женитьбе и доброму расположению божественного Авита, сумел поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Его разоренный вандалами дом еще нельзя было назвать полной чашей, но принять с достоинством гостей Эмилий уже мог. Увы, Скрибоний, озабоченный собственными проблемами, не сумел оценить старания старого знакомого и остался почти равнодушным к изысканным блюдам, стоявшим у него под носом. Разве что к вину он проявил повышенный интерес.