Ведун Сар
Шрифт:
— А какое дело христолюбивым римским сенаторам до какого-то там языческого ярмана? — насмешливо спросил Тудор.
— Ты, вероятно, запамятовал, рекс, что Римский Сенат признал за божественным Констанцием право взимать налоги с имперских провинций, а также право издавать эдикты, направленные к защите наших земель от внешних и от внутренних посягательств.
— А мне казалось, высокородный Сулла, что сенаторы давно уже забыли о своем богопротивном решении, — вмешался в разговор Анастасий.
— Мы действительно об этом забыли, комит, — подтвердил Дидий, — но нам напомнили о слове, данном когда-то.
Сенатору Дидию давно уже перевалило за семьдесят, и уж конечно, этот много чего повидавший человек никогда бы не отправился в путешествие до Ровены в нынешнее беспокойное время, если бы его не вынудили к этому весьма серьезные обстоятельства.
— Кто напомнил? — вскинулся Тудор.
— Вандалы и римская чернь, — вздохнул Дидий. — Ты же знаешь, высокородный Анастасий, что патрикии и сенаторы были на твоей стороне. Но наше терпение не безгранично. Север Италии разорен войной. У Рима не хватит средств, чтобы прокормить остготов сиятельного Тудора. И если вандалы перекроют подвоз продовольствия к Вечному Городу, то бунта нам не избежать.
— А ты не боишься, сенатор, что голодные остготы наведаются к вам в гости? — сверкнул глазами Анастасий.
— На месте остготов я уносил ноги из Италии, — не слишком любезно буркнул Сулла. — Иначе союзники ярмана Констанция вышибут из них дух.
— А что вы, собственно, предлагаете, сенаторы? — поморщился Анастасий.
— Пусть рексы Тудор и Ладион признают верховную власть ярмана Констанция, а тот в свою очередь признает их права на те земли, которыми они сейчас владеют.
— А как же права Христовой церкви? — ощерился византиец.
— На права христиан ни Сар, ни Констанций никогда не покушались, — пожал плечами Дидий. — Не пойму, о чем ты хлопочешь, высокородный Анастасий?
— Тебе объяснят это во время Страшного суда, сенатор, — холодно бросил комит.
— Хорошо, — пожал плечами старый патрикий. — Я подожду.
— Вы не боитесь божьего гнева, сенаторы, но император Зинон сумеет покарать предателей собственными силами. Его легионы уже готовы к выступлению.
— Я слишком стар, Анастасий, чтобы поддаться на подобные уловки, — печально покачал головой Дидий. — Божественный Зинон на пороге смерти, и в Риме об этом знают. Знаем мы и другое: после смерти императора в Византии разразится большая усобица, и помешать этому не сможем ни мы, ни вы.
— Вы дадите нам время подумать? — вежливо полюбопытствовал Тудор.
— Можете думать до утра, — отрезал Сулла. — С восходом солнца мы с высокородным Дидием отправимся в Ровену, чтобы от имени Римского Сената предложить мир ярману Констанцию и правителю Сару.
Сенаторы, не сказав больше ни слова, покинули роскошный шатер рекса Тудора, подаренный тому лет пятнадцать назад сиятельной Вериной. Подумать только, как быстро летит время! Казалось бы, совсем еще недавно юные Тудор и Анастасий, надуваясь от спеси и внутреннего напряжения, несли роскошный шлейф императрицы, а ныне в их руках не материя, расшитая золотом, а империя, затрещавшая по швам. И плата за промах существенно возросла, ибо грозит им сейчас не изящная женская ручка, а божественная длань.
— Кажется, мы слишком далеко зашли, Анастасий, — небрежно бросил рекс Тудор и потянулся к кувшину с вином.
Комит знал сына рекса Тудомира вот уже почти тридцать лет. В детстве они дрались друг с другом, в юности шатались по притонам большого города, частенько нарываясь на неприятности. Потом они долго были врагами и вполне могли сойтись на поле брани с мечами в руках. Но судьба распорядилась по-иному, и ныне сын остготского вождя и сын ромейского патрикия вместе ждали приговора, который должен был скоро прозвучать из уст то ли божьих, то ли человеческих. Отступление и для того, и для другого оборачивалось неизбежной гибелью, и оба они это отлично понимали. Вот только реагировали по-разному. Анастасий метался по шатру в поисках выхода, а Тудор спокойно пил вино и щурился в никуда, словно именно там надеялся найти ответ на вопрос, поставленный жизнью.
— Взять Ровену нам не удастся, — констатировал очевидное Тудор, — ни сейчас, ни через месяц, ни даже через год. Как ты думаешь, Анастасий, Бог простит нам клятвопреступление?
— Если вся христианская церковь будет молить его об этом, то, вероятно, да, — отозвался комит.
Поняли они друг друга без слов просто потому, что почти одновременно пришли к единственно верному решению. И тот, и другой рвались к власти, а помехой на этом пути оказались кудесник Сар и ярман Констанций. Смерть этих людей делала Тудора хозяином Италии, а комита Анастасия возносила так высоко, что у любого нормального человека закружилась бы голова. Наверное, в этом мире нашлись бы люди, которые отступили бы перед сложной задачей, но в их число не входили ученики сиятельной Верины.
— Скажи сенаторам, что мы согласны заключить договор с ругами, — сказал Анастасию Тудор. — Но будет еще лучше, если ты сам отправишься в Ровену. Ты умеешь убеждать людей, комит.
— Благодарю за доверие, — поклонился старому другу Анастасий. — Можешь не сомневаться, я тебя не подведу.
Римские сенаторы вздохнули с облегчением, узнав о согласии остготского рекса с их разумным предложением. Правда, их насторожило желание Анастасия участвовать в переговорах, но, обсудив ситуацию, Дидий и Сулла решили не препятствовать комиту в его намерениях.
Сиятельный Сар не стал долго томить римских сенаторов у стен города, ворота Ровены распахнулись почти сразу же, как только к ним подъехали почтенные мужи в сопровождении малочисленной охраны. На улицах города царил образцовый порядок. Анастасий отметил это сразу же наметанным глазом. Да и сами ровенцы мало были похожи на людей, изможденных долгой осадой. О варварах и говорить нечего. Этих, похоже, угнетало только безделье, и они готовы были в любую минуту ринуться в бой. На посланцев Римского Сената легионеры смотрели недружелюбно, но ни злобы, ни ненависти в их поведении не чувствовалось. В массе своей это были люди, давно порвавшие со своими родами и племенами. Многие из них жили в Риме с юных лет, другие родились в провинциях империи. Служили он за плату. А кудесник Сар считался щедрым правителем. Причем платил он не только золотом, но и землей, размещая своих легионеров в поместьях римских патрикиев. Станут ли эти люди оплакивать смерть Сара и его сына, сказать трудно, но мстить за его смерть они точно не будут. На этом Анастасий с Тудором и строили свой расчет. Кудесник Сар произвел на византийского комита очень сильное впечатление. Это был рослый мужчина лет шестидесяти с длинной белой бородой и волосами, падающими до плеч. В его удивительно синих глазах чувствовалась нездешняя сила, и Анастасию стало немного не по себе. Комит даже чуть отступил в тень, предоставив Дидию и Сулле, хорошо знавшим правителя, начать непростой торг. Ярман Констанций спокойно сидел в кресле посреди большого зала, который римские императоры использовали в былые годы для торжественных приемов. Он с интересом прислушивался к разговору отца с римскими сенаторами, но сам в нем участия не принимал. Констанцию, по прикидкам Анастасия, еще не исполнилось двадцати пяти лет, и бороду он не носил. Зато у него были пышные усы и длинный клок волос на бритой голове. Среди знатных ругов подобные прически не были редкостью, но для ромейского глаза они смотрелись очень экзотично. В зале кроме Сара, его сына и римских послов присутствовали еще десятка полтора варваров. Судя по всему, это были чиновники из свиты ярмана и вожаки отдельных отрядов, примкнувших к удачливому ругу.
Сенатор Сулла, отличавшийся редкостным красноречием, долго перечислял многочисленные пункты договора, но главное было уже сказано. Князь Ладион и рекс Тудор признавали верховную власть ярмана Констанция и готовы были выступить с военной силой в защиту империи по первому же его зову.
— Князь Ладион уже отвел свою армию в Арль, рекс Тудор уйдет от стен Ровены сразу же, как только мы достигнем предварительных договоренностей. А клятву верности ярману Констанцию он принесет уже в Аквилеи, после чего передаст город в ваши руки.