Ведун
Шрифт:
Так прошёл тот знаменательный день, который на неопределённое время встроил меня в систему культа Святовида, а все последующие были похожи один на другой. Сегодняшний, судя по всему, будет протекать по типовому распорядку. И дабы было более понятно, чем я занимаюсь и каковы мои интересы, расскажу о нём настолько подробно, насколько смогу, ибо в мелочах суть…
Хух! Начинаю.
Подъём производится до рассвета, и он уже был, а после него пробежка. Ноги в мягких чувяках, которые плотно облегают ступню, чувствуют себя отлично, и, хотя это далеко не кроссовки и даже не армейские ботинки, бегать можно. Шестнадцать кругов вокруг третьей казармы мы одолели быстро и остановились у стены, где лежал наш нехитрый спортивный инвентарь – четыре булыжника весом примерно в десять, пятнадцать, двадцать и двадцать пять
Сотня отжиманий и качание пресса. Затем поднимаем булыжники и до изнеможения начинаем толкать их перед грудью. Устали, и снова пресс. Потом чурбаки на плечо – и приседания. Ноги болят, и опять отжимания. Всё это занимает полчаса. Однако моё тело болит так, словно я весь день мешки таскал. Ничего, к полудню это пройдёт, а пока следующий пункт в распорядке дня, который можно обозначить как приведение себя в порядок.
У дверей казармы мы с витязем скинули потную обувь – позже её помоет и почистит храмовый служка, который прячется за стенами святилища от кровников и ударным трудом отрабатывает свой кусочек хлебца. После этого вошли в казарму, и здесь нас ожидал большой деревянный таз, наполненный водой. Надо сказать, что большим недостатком Арконы является то, что в ней нет собственных питьевых источников, вся пресная вода доставляется из-за городских валов. Это крайне неудобно и опасно, и данный факт послужил причиной того, что в одна тысяча сто тридцать шестом году, пять лет назад, когда к стенам подступила армия датчан, Аркона была вынуждена открыть врагам ворота.
Ну а кто из строителей этого города думал о том, что настанут такие времена, когда презренные даны окажутся сильнее варягов и смогут диктовать им условия? Да никто, ибо это выглядело слишком неправдоподобно. Однако прошли столетия, и наступила Ночь Сварога. Благодаря помощи со стороны датчане резко усилились и для высадки на Руян выбрали очень удачный момент. Варяги и воины храма в это время находились под Ольденбургом, где вместе с князем Никлотом били саксов, и викинги об этом знали. Вот и вышла нехорошая история. Правда, с более или менее нормальной концовкой.
Жрецы эвакуировали статую бога Святовида, Алатырь, библиотеку и артефакты, которые по скале спустили на пришвартовавшуюся к берегу лодью. Горожане в это время откупались от врагов, соглашаясь принять крещение. А викинги, которые уже знали, что варяги и храмовники возвращаются, сделали вид, будто поверили ранам, и ушли. Жители же Арконы, как только полосатые паруса драккаров скрылись за линией горизонта, пинками выгнали священников за валы и постарались сделать из всего произошедшего верные выводы. Это у них получилось. Поэтому воды сейчас в городе много, так как запас пополняется постоянно. Подземные резервуары заполнены до краев, и строится новый, однако драгоценную жидкость стараются экономить, и это правильно.
Впрочем, возвращаюсь к тому, что происходит сейчас. Мы умываемся и чистим зубы. Да-да. Я не оговорился. Чистим зубы, так всё и есть. К гигиене, как я смог убедиться, славяне подходили всерьёз, ибо девиз «В здоровом теле – здоровый дух» для них не пустой звук, а краеугольный камень всей жизненной философии. Поэтому моются они минимум два раза в день, и для этого имеется простейшее мыло, щёлочи и примитивный зубной порошок из берёзового угля. Правда, вместо привычной для меня щётки используются мягкие волокна веток, а то и просто пальцы. Однако это лучше, чем ничего. В Китае, например, местные аристократы на данный момент чистят зубы порошком из черепа сожжённой обезьяны. Что же касается Европы, то там и того нет, а если где-то за гигиеной и следят, то используют пемзу, толчёные кораллы и жемчуг. Дикари-с.
Спустя двадцать минут, свежие и бодрые, в чистой одежде, надраенных сапогах и при оружии мы с витязем вновь покинули наше временное жилище и отправились в общую столовую, которая находилась под длинным навесом между тремя казармами. Сели, естественно, с воинами и приступили к еде.
На завтрак – приправленная коровьим маслом варёная гречка, жареная селёдка, ещё тёплый чёрный хлеб, вишнёвый взвар и сморщенные прошлогодние яблоки. Всё хорошо, вкусно и сытно, хотя мне бы хотелось кофе или чая, к которым я привык в своём родном времени. Но чай – удовольствие не из дешёвых, ибо товар заморский и чрезвычайно редкий, а я пока не в том положении, чтобы перебирать еду-питьё и делать заказ на отдельное меню, и потому не возмущаюсь.
После завтрака мы с Сивером расстались. Витязь Триглава ушёл в город, где в храме своего бога он ежедневно производит набор лихих и отчаянных рубак-наёмников, которые ближе к осени отправятся в земли поморян. Так сказать, для организации народно-освободительного движения и свержения Вартислава Грифина. У меня же до обеда теория и общение с самыми культурными и образованными представителями руянского общества.
Я направился в находящуюся рядом с храмом школу, где проходят обучение три десятка мальчишек в возрасте от девяти до тринадцати лет. Все они из знатных руянских семей, которые составляют гражданскую элиту этого племени, и совершенно понятно, что с ними занимаются самые лучшие учителя-наставники, называемые здесь боянами. По сути бояны – сказители и хранители народной мудрости. И после общения с ними я могу сказать, что люди они серьёзные, поскольку каждый такой сказитель повидал жизнь и является знатоком в какой-то определённой области человеческих познаний: один, например, историк, другой философ, третий эзотерик, четвёртый тяготеет к механике и точным наукам, пятый прирождённый целитель, а шестой знатный географ, прекрасно разбирающийся в картах, на некоторых из них, между прочим, даже Северная Америка имеется, вот только отмечена она как Винланд. И так далее.
Когда-то в храме Святовида было почти четыре десятка боянов, сейчас их девять, и вот с ними-то у меня пока и проходили занятия. Вчера, к примеру, я долго беседовал с Ярославом Мазуром, выходцем из Польши, которого интересовало местоположение Южной Америки, Австралии и других пока ещё неизвестных мировой общественности географических точек. Позавчера говорил с Ирьяном Копылко о перспективах развития огнестрельного оружия. А сегодня буду общаться с Бранко Ростичем, надо отметить, он весьма примечательный человек с непростой судьбой.
Этому бояну пятьдесят лет. В прошлом он был превосходным воином, имел собственный кораблик и верных товарищей, которые шли за ним в бой, и всё у него складывалось относительно неплохо. Но двадцать лет назад ему крупно не повезло. Невдалеке от острова Фальстер его лодья столкнулась с большим датским драккаром, на борту которого находился тогдашний шведский конунг Магнус Сильный. Уйти не получилось, и венеды приняли неравный бой. Полсотни варягов против полутора сотен викингов-гвардейцев. Расклад паршивый, и исход боя был очевиден, но славяне не сдались. Они пошли на сближение, подожгли свою лодью и сами атаковали вражеский драккар. Бились венеды яростно и красиво, настолько, что датчане об этом даже вису сложили. В конце концов морские волки с Руяна погибли. Все, за исключением вождя, который потерял много крови, получил десяток ран и был контужен ударом палицы по шелому, однако выжил и оказался в плену, где много претерпел от данов, пока его не обменяли на захваченного венедами ярла.
По возвращении на родной остров искалеченный Бранко Ростич с огромным трудом, превозмогая боль, пришёл (хотя правильней будет сказать, что приковылял) в святилище Святовида. Здесь он преподнёс богу благодарственную жертву – чёрного ягнёнка, посидел, подумал о своей жизни и, решив, что идти ему больше некуда, остался при храме. Остался и правильно сделал, так как благодаря местным целителям здоровье его резко улучшилось и вот уже пятнадцать годков Бранко учит молодёжь и время от времени, по слову Векомира, совершает кратковременные путешествия в Новгород, где у того есть побратим, который заседает в Совете господ. Короче говоря, интересный человек, с которым мне нравится общаться больше, чем с другими храмовыми наставниками. Почему? Думал над этим и пришёл к выводу, что мне импонирует тот факт, что, несмотря на тяжёлые травмы, он не сломался, продолжает жить, приносить посильную помощь своему племени и сохраняет здравый рассудок. Опять же мы с ним похожи по складу ума и по характеру, любим конкретику и чётко понимаем, к чему должны стремиться. А коли так, то наши разговоры всегда идут в одном направлении, определяющемся просто и ясно: как сделать так, чтобы «нашим» было хорошо, а «чужакам», которые желают нам зла, плохо?