Веер (сборник)
Шрифт:
— Да хрен с ним, с твоим коньяком… — вздохнул я. — Ладно, сейчас приеду. Что прихватить?
— Ну ты же у нас умный, — ответил Котя. — Все что угодно, кроме баб!
Вот так и получилось, что, лишившись квартиры, я отправился пьянствовать с другом. Нормальный русский вариант развития событий, странно было бы ожидать чего-то другого.
Котя жил в просторной двухкомнатной квартире в старом сталинском доме на северо-западе. Временами в квартире было чисто и прибрано, но сейчас, в отсутствие дамы, жилье постепенно превращалось
При моем появлении Котя оторвался от компьютера, выставил на стол бутылку коньяка — и впрямь приличный пятилетний «Арарат», — довольно потер руки. Сказал:
— Теперь пойдет. А то без ста грамм рассказ не осилю, а в одиночку не пью.
Это была его обычная присказка. Без ста грамм он не был готов осилить уход очередной дамы, дописать рассказ или выдать мудрый совет. В одиночку, впрочем, он действительно никогда не пил.
Мы разлили коньяк по рюмкам. Котя задумчиво посмотрел на меня. В голове крутились десятки вопросов, но задал я самый нелепый:
— Котя, а что такое «лахудра»?
— Это и есть то, что ты хотел у меня узнать? — Котя поправил очки. Близорукость у него была очень умеренная, но кто-то его убедил, что очки ему идут. В принципе они и шли, к тому же в очках Котя выглядел совершенно типичным умным еврейским мальчиком, работающим «где-то в сфере культуры». То есть самим собой. — Лахудра, наивный друг мой, это проститутка самого низкого пошиба. Вокзальная, плечевая…
— Плечевая?
— Ну, которая с водителями-дальнобойщиками… — Котя поморщился. — И скажу я тебе по совести, что в каждой бабе сидит эта самая лахудра…
— За это пить не буду, — предупредил я.
— Тогда просто за баб.
Мы выпили.
— Если ты с горя решил проститутку вызвать… — начал Котя.
— Нет. Ты-то что хотел спросить?
— Слушай, у тебя же папаня — гинеколог?
— Угу.
— Какие есть венерические заболевания? Экзотические?
— Затрудняешься в диагнозе? — не удержался я. — СПИД, сифилис…
— Все старо… — вздохнул Котя. — Я тут для одной газетки письмо пишу, исповедь мужика, который вел разгульную половую жизнь и в результате пострадал… Ну не сифилисом же он заразился! И не СПИДом… Старо все это и скучно…
— Ты что-нибудь из личного опыта вставь… — ехидно сказал я. — Не знаю, старик. Дома мог какую-нибудь книжку глянуть, а на память… я-то сам не врач.
Котя зарабатывал на жизнь довольно оригинальным методом — он писал рассказы для «желтой» прессы. Якобы документальные. Всякие там исповеди матерей, согрешивших с сыновьями, терзания голубых, влюбившихся в мужика с нормальной ориентацией, записки зоофилов, воспылавших страстью к дикобразам, признания несовершеннолетних девочек, которых соблазнил сосед или учитель. Все это дерьмо он гнал километрами в тот период, когда его бросала очередная подруга. Когда же половая жизнь Коти налаживалась, он переходил на сенсационные материалы о летающих тарелках, духах и привидениях, личной жизни знаменитостей, масонских заговорах, еврейских кознях и коммунистических тайнах. Ему было в принципе все равно, что писать, существовало лишь два периода — о сексе и не о сексе.
— Ладно, — поморщился Котя. — Пусть будет СПИД… в конце концов…
Я подошел к компьютеру, посмотрел на экран. Покачал головой:
— Котя, ты хоть сам понимаешь, чего пишешь?
— А? — насторожился Котя.
— Ну что это за фраза? «Хотя ей было всего шестнадцать, развита она была как семнадцатилетняя»?
— Чем плохо? — насупился Котя.
— Ты хочешь сказать, что шестнадцатилетнюю девчонку можно от семнадцатилетней отличить? По степени развитости?
Котя промычал что-то невнятное. Потом изрек:
— Замени там «семнадцатилетняя» на «двадцатилетняя».
— Сам заменишь. — Я вернулся к столу. — Ну сколько можно эту чушь писать? Ну сочини эротический роман, что ли. Большой, серьезный. Все-таки литература. Может, «нобелевку» получишь или «букер».
Котя вдруг опустил глаза, и я с удивлением понял, что попал в точку. Сочиняет он что-то такое… серьезное. Или собирается.
В принципе Коте достаточно было хорошим языком описать свою жизнь, чтобы получилось вполне занятное чтиво о нравах московской богемной и около нее молодежи. Но это я говорить уже не стал, решив, что на сегодня лимит дружеских подколок выбран.
— У меня беда, Котя, — сказал я. И сам удивился, как легко это прозвучало. Правдиво. — Случилась какая-то сумасшедшая история…
Слова полились сами собой. За рассказом мы почти допили коньяк, Котя несколько раз снял и протер очки, под конец вообще убрал их на телевизор. Пару раз он что-то уточнял, один раз все-таки не выдержал и спросил: «А ты не гонишь?»
Когда я закончил, был уже двенадцатый час.
— Ну ты и попал, — произнес Котя тоном врача, выносящего предварительный, но весьма нерадостный диагноз. — Никаких документов?
— Никаких.
— Ты… точно там паспорт не терял… документов? Может, тайком квартиру перепродали, эту стерву вселили…
— Котя! Она утверждает, что живет там три года! И по документам — три года!
Котя кивнул и сказал:
— С первого взгляда — похоже на обычное квартирное кидалово. Но… за один день сменить обои, кафель… что там еще?
— Линолеум…
— Ага. А также перекрутить смесители, вытащить мебель, поставить новую… и еще создать обжитую обстановку, тапочки там раскидать, лифчики развесить… Кирилл, единственная разумная версия — ты врешь.
— Спасибо.
— Подожди. Я же говорю — разумная версия! Теперь — неразумные. Первая — ты сошел с ума. Или ушел в запой. Квартиру продал неделю назад, когда тебя Анька бросила, и забыл про это.
— А еще я подделал документы, чтобы квартира казалась проданной три года назад!
— Давай для начала убедимся, что еще вчера все было в порядке. Кто-нибудь у тебя в гостях был?
— Нет. — Я покачал головой. — Постой, был! Игорек вечером забегал. Выпросил диск один посмотреть.
— Какой диск?