Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— Не усмехайтесь, не дождетесь.
— Илья Григорьевич, я серьезно: облегчите душу. Лучше здесь, чем в отделении, там из ваших близких все вытрясут.
— Вы уже вытрясли.
— Однако у нас с вами есть шанс разобраться в этой невероятной истории.
Банкир долго молчал, выпучив очи, потом кивнул:
— Невероятной. Я его видел.
— Убийцу?
— Существо, которое светилось.
— В тоннеле?
— В углублении между столом и шкафом.
Совсем спятил
— Даже вы мне не верите, — заметил Илья Григорьевич трезво и горько. — Кто ж поверит в отделении?
— Рассказывайте!
— Когда я проезжал мимо дома Любавских, то увидел обычную картину: в светлеющем окне сценарист перед компьютером.
— Издалека вы ошиблись.
— Из-за вязаного шлема.
— Что?
— Какой-то дурак посоветовал гуманитарию работать в шапочке… детская, Ванина, что ли… чистая шерсть, якобы смягчает облучение. Я посмеялся…
— Позвольте! — Меня поразили открывающиеся перспективы. — Самсон ведь говорил мне: чистая шерсть, покрыть голову… Я забыл!
— Забудьте навсегда про эту чушь!
— Но получается: Ваня подражал отцу!
— Ну и что?
— Их перепутали! Вы же перепутали?
— Не понимаю!
— Погодите, Илья Григорьевич, дайте сообразить…
Вот он — мотив! Нацелились на Самсона… Да, Вика ознакомилась с планом и перевернула ситуацию. Но зачем, в чем смысл? Она же могла освободиться от мужа законно… Ладно, потом, эта версия требует серьезной разработки…
— Что было дальше? — Я с великим трудом сосредоточился на текущем диалоге.
— Черт меня понес объясниться по поводу несбывшихся «Египетских ночей».
— Вы оттягивали объяснение с женою?
— Пожалуй… привык их лелеять. Подошел к дому, дверь не заперта. И сразу поднялся наверх, поскольку везде было темно, Самсон Дмитриевич в своей ушанке ничего не слышит.
— Поднялись в темноте?
— Включил в коридоре свет.
— Да что ж вы замолчали!
Банкир навалился на стол и зашептал:
— В кресле возле стола сидел в необычной позе Ваня — уже без шлема, свесивши голову набок.
— Вы бросились к нему?
— Почти одновременно я заметил слева от стола серебряный силуэт. Мое состояние сможет понять лишь тот, кто пережил клиническую смерть в тоннеле. В шоке, видимо, я и схватился за притолоку, этот момент очень смутно помню. И тут экран сам собой погас.
— Фигура светилась в темноте?
— Не знаю. Я закрыл глаза и сказал: «Меня здесь нет и не было. Но у меня есть пистолет». Повернулся и ушел. Свет внизу выключил, чтоб затруднить преследование. Вот так: нет меня и не было.
— Однако вы не потеряли хладнокровия.
— В жизни не имел такого обыкновения… в смерти — другое дело.
— Вы поняли, что Ваня мертв?
— Язык свесился изо рта… он умер от ужаса.
— Его, вероятно, задушили. У вас был при себе пистолет?
— Да ну, в бардачке. Просто припугнул.
— Значит, вы не поверили в Ангела из посмертия?
— В ту минуту, наверное, поверил, но на всякий случай подстраховался.
— Если все это правда, то вы видели убийцу.
— Мне почти нечего сказать. Было темно, и лица как будто не было. В памяти сохранился только светящийся силуэт.
— С чем он для вас ассоциируется?
— Господи, да с тоннелем же!
— Нет, в нашей земной реальности. Ведь вы недаром упомянули про пистолет, на самом деле вы поняли.
— Что?
— Что Ваня убит.
— Может быть, — уступил банкир. — Не знаю. До сих пор ничего не знаю.
— Вы там видели дочь?
— Нет.
— А почему пошли проверять, спит ли она?
После паузы он ответил тихо, почти отвернувшись от меня к окну:
— Кто-то пробежал, согнувшись, по улице.
— Когда?
— Когда я уже вышел на веранду.
— Но почему вы решили, что Леля…
— Ничего я не решил… не рассмотрел. Но с места не смог сдвинуться, ко всем этим… — он пошевелил огромными заскорузлыми пальцами, ища слово, — страстям прибавился новый страх.
— За дочь?
— Нет… Я сначала дверь наружную распахнул, а потом спохватился и выключил свет в коридоре. В этом секундном промежутке меня могли видеть и узнать.
— Видимо, так оно и было. Вы до сих пор не объяснились с дочерью?
Он процедил угрюмо:
— Теперь я понимаю изречение: главные враги человека — домашние его.
— Ладно, не будем отвлекаться.
— Ну, приехал сюда, сказал Ирише о банке, она заплакала, я погладил ее по щеке, запачкав чем-то… Гляжу — вся правая рука в краске, а на ее вопрос ответил: не помню, где замарался.
— Соврали?
— Действительно не вдруг сообразил. Но тут все минувшее чуть с ног не сбило. Кто тот свидетель, кто пробежал, согнувшись, в сторону нашего дома? Проверил: дочь спит.
— Когда ваша жена поняла про краску?
— А она что говорит?
— Ничего. Они вас не выдали — ни жена, ни дочь.
— Однако ловкий вы провокатор!
— Сейчас я сыщик со всеми вытекающими отсюда последствиями. Успокойтесь, вы же умеете проигрывать. Почему тогда ночью вы не уничтожили такую опасную улику?
— Не имел возможности. Лег в кабинете, ждал, пока Ириша заснет.
— Что замолчали?
— Вот думаю: кроткая женщина, я, знаете, ее не стою.
— Знаю. Дальше.