Век невинности
Шрифт:
Дверь вела в небольшой холл, в котором был наборный паркетный пол с рисунком в виде черных и желтых звезд. В холл открывались двери четырех квадратных комнат с плафонами, расписанными известным итальянским художником. На них были изображены все боги-олимпийцы.
Когда чрезмерная полнота стала одолевать миссис Мингот, в одной из этих комнат она устроила себе спальню, а смежную с ней превратила в свой «наблюдательный пункт», в котором часами просиживала у окна в огромном кресле, обмахиваясь веером из пальмовых листьев. Но из-за того, что грудь ее была слишком пышной, воздушная волна колыхала лишь бахрому на дорожке, устилавшей кресло.
Старой
Пожилая леди с интересом принялась изучать брошь в виде стрелы с алмазным наконечником, приколотую к платью Мэй на груди. Это и был приз победительницы и миссис Мингот заметила, что во времена ее молодости такую филигранную работу оценили бы достаточно высоко.
«Но, вне всякого сомнения, — добавила она, — Бьюфорту удавались вещи и покрасивее!»
После короткой паузы она довольно закудахтала:
«Да, дорогая моя! Эта вещица стоит того, чтобы передавать ее по наследству. Ты должна завещать ее своей старшей дочери!»
Видя, что краска бросилась в лицо Мэй, она ущипнула ее за белую руку и добавила:
«Ну, ну, детка! Что я такого сказала? С чего это щечки у нас стали цвета красного флага? Вы что же, хотите нарожать одних мальчишек? Надо бы девочек, а? Да вы только взгляните на нее: я опять вогнала ее в краску! Какие же вы все чувствительные! Когда мои дети попросили этого итальянца расписать плафоны над моей головой богами и богинями, я порадовалась, что хоть их уже ничем не проймешь!»
Ачер расхохотался, и Мэй, пунцовая до самых бровей, тоже залилась смехом, который прозвучал, как звонкий колокольчик.
«Ну а теперь, дорогие мои, расскажите-ка мне про это ваши состязания на траве. Медора, конечно, наплела с три короба, но я хочу услышать все от вас!»
«Кузина Медора? — воскликнула Мэй. — Но я думала, что она поехала обратно в Портсмоут!»
Миссис Мингот спокойно ответила:
«Так оно и было. Но по пути она заехала сюда, чтобы забрать Элен. Как, вы не знали, что она провела сегодня со мной весь день? Какая глупость с ее стороны, что она не хочет остаться здесь на целое лето! Но я уже лет пятьдесят как не спорю с молодежью! Элен, Элен!» — крикнула она своим пронзительным старческим голосом, наклоняясь вперед, чтобы окинуть взглядом лужайку рядом с верандой.
Но ответа не последовало, и миссис Мингот нетерпеливо постучала тростью по блестящему паркету. Вошла служанка-мулатка в белоснежном тюрбане и на вопрос своей хозяйки ответила, что видела, как графиня Оленская пошла вниз по тропинке, ведущей к берегу.
Миссис Мингот повернулась к Ачеру и сказала:
«Догоните ее, мой друг, и приведите сюда! А эта крошка пока расскажет мне, как вас принимал Бьюфорт.»
Ачер поднялся, словно во сне. За последние полтора года он не раз слышал, как имя графини Оленской упоминалось в светских разговорах, и знал, какие события произошли в ее жизни. Ему было известно, что прошлое лето она провела в Ньюпорте и довольно часто появлялась
Ему даже вспомнился один рассказ о тасканских детях, которые забрались в пещеру высоко в горах и, запалив сено, осветили на стенах полустертые наскальные изображения…
Тропинка спускалась с крутого обрыва, на котором стоял дом. Внизу, у самой кромки воды росли плакучие ивы. Сквозь ажурное кружево ветвей Ачер увидел белевшую вершину Лаймрока — высокой скалы известнякового происхождения, на которой находилась башня маяка. Рядом с ней примостился крохотный домик Иды Льюис. Эта героическая женщина доживала в нем оставшиеся дни, отвечая за работу маяка.
Немного портили пейзаж промышленные трубы Козлиного острова, видневшегося вдали. Залив простирался на север и в золотой закатной дымке можно было разглядеть очертания Пруденс-Айленда с молодыми дубами в посадках и далекие берега Коннектикута. От берега, скрытого в тени ив, тянулся длинный деревянный причал, в конце которого виднелась беседка, по форме напоминавшая пагоду. В этой «пагоде», спиной к берегу, стояла дама, прислонившись к перилам. Ачер замер на месте при виде этого зрелища, и ему показалось, что он только что пробудился от сна.
Этим сном были видения прошлого, а реальность ждала его в доме на берегу. Запряженная пони повозка миссис Велланд у дверей, Мэй, оставшаяся созерцать лики богов-олимпийцев и переполненная смутными надеждами, вилла Велландов в дальнем конце Беливью-авеню, и мистер Велланд, уже переодевшийся к обеду и беспокойно прохаживающийся из угла в угол гостиной, то и дело поглядывая на часы с нетерпением главы семейства, чьи домочадцы никогда не выбивались из «графика»… Такова была реальность Ньюлэнда Ачера…
«Но кто я в ней? — подумал он и сам себе ответил: — Зять Велландов!»
Дама на противоположном конце причала стояла совершенно неподвижно. Некоторое время молодой человек тоже не двигался, наблюдая за яхтами, парусными судами и рыбацкими баркасами, бороздившими воды залива. Временами тишину нарушали гудки буксиров, за которыми послушно следовали груженые углем баржи. Казалось, это зрелище заворожило и даму в беседке. Над серыми бастионами Форта Адамса закатное небо багровело, словно озаренное залпами тысячи орудий. Небольшой парусник поворачивал за Лаймрок, удаляясь от берега; его паруса ярко полыхали в лучах заходящего солнца, приковывая к себе внимание. И в тот момент Ачер вспомнил сцену прощания из «Шаунгрэна», когда Монтегью с таким трепетом прижимался губами к концу бархатной ленточки мисс Ады Дайас, а та ни о чем не подозревала.