Век 'Свободы' не слыхать
Шрифт:
– Что ты, что ты, это же очень дорого!
– опять замахал руками Юрий Гендлер.- Да, твое присутствие в Москве - это командировка, только, пожалуйста, в этот раз без эксцессов.
– Юрий Львович, вы, кажется, исправляетесь и действительно хотите мирно дожить до переезда в Прагу? Рад это слышать!
– Я театрально щелкнул каблуками, развернулся и вышел из кабинета, опять чуть не зашибив дверью очередного коллегу-"слухача".
Вечером, уже перед самым отлетом, ко мне домой заглянул Женька Кушев, принесший небольшой сверток с лекарствами и деньги, которые он попросил передать для больной матери.
– Ну что, командир,- спросил я, плеснув по стаканам отдающий торфяным запахом
– Не знаю, вроде как еду, только вот в качестве кого?
– Женя явно не имел желания углубляться в подробности.
– То есть, может статься, уже и не в качестве главного редактора службы?
– Может и так, если первую скрипку в Праге собирается играть известный тебе Шустер.
Женя ушел уже за полночь, а я. забылся беспокойным сном прямо в широком кресле. Рейс до Франкфурта, откуда летали "Белорусские авиалинии", был ранноутренний, не проспать бы. Но обратный билет, уже из Москвы, памятуя обещание Гендлера, я все же "переиграл" на немецкую "Люфтганзу".
В этот раз от аэропорта к сестре я добирался сам. Серега Зуев возился с ремонтом тачки. Через выходные мы с Раиской собирались поехать в Речицу проведать наших стариков. Зуев все же исхитрился как-то и привел "Москвич" в порядок, но, по его же словам, "ласточке" уже недолго бегать осталось. Пообщавшись с отцом и с матерью, я оставил сестру еще на пару дней с родителями, а сам подбил Серегу прокатиться в Брест к Нине. Если бы я знал тогда, что вижу мать живой последний раз в жизни, может быть, и задержался бы еще в Речице. Мать умерла весной 97-го, и только осенью 98-го я снова оказался в родных краях, уже на ее могиле.
В Бресте, как и следовало того ожидать, меня приняли довольно прохладно. Свою дочь Катю я подержал на руках в первый и, возможно, в последний раз, ибо с предложением о совместной жизни меня послали на несколько хорошо известных букв русского алфавита. Так повторилось и в 98-м, когда мне снова достаточно ясно дали понять, что для дочери я считаюсь "пропавшим без вести". А чего я, собственно, ожидал - любви, сочувствия? Вот и повторяй путь, пройденный твоим же родным отцом, которого ты сам увидел первый раз в жизни уже далеко не грудным младенцем.
В Минск я возвращался совсем не в радужном настроении. Что за бабы на Руси пошли? Сначала бывшая женушка не пожелала делить тяготы совместной жизни с "нищим и безработным". Теперь и эта "мать моего ребенка" туда же. Тоска, хоть удавись! Раз "бешеных денег" больше нет, значит, "пропал без вести". Серега пытался было анекдотами да прибаутками развеять мое мрачное настроение, но безуспешно.
В ожидании приезда Игоря и Сереги я немного пообщался с депутатом парламента Женей Новиковым, предложившим мне помочь встретиться с Лукашенко. Подумав, я отказался. Честно говоря, не хотелось мне посвящать свои последние несколько дней в Белоруссии беготне по высоким начальственным кабинетам. Как-нибудь в другой раз. В качестве демонстрации доброго ко мне отношения со стороны президента достаточно и того, что некоего "международного бомжа" Коновалова беспрепятственно пускают в Белоруссию, да и в компьютер на Брестском КПП занесли как "очень важную персону".
Приезд Игоря Морозова и Сереги Шаврова мы решили как следует отпраздновать. Выдался и повод - на квартиру к сестре позвонил мой старый товарищ Сергей Шпортов и пригласил на "свежину", забил кабанчика. Шпортов потомственный русский казак (не удивляйтесь несколько по-немецки звучащей фамилии, Миллер и фон Панвиц тоже были русскими казаками), чьи предки еще на заре XX века переселились в Белоруссию, жил в частном секторе и держал домашнее хозяйство. А самогон варил такой, что меня от него было за уши не оттянуть. (До сих пор я с некоторым ужасом рассматриваю фотографию, на которой запечатлен прикладывающимся - добро бы хоть к бутылке или, там, к трехлитровой банке - к ведру. Стакана в доме не нашлось, что ли?)
Вечером с примкнувшим к нам Михаилом Федоровичем, никогда не пропускавшим подобные мероприятия, мы приехали к Шпортовым. Туда же с Серегой Зуевым подошел и совсем юный парень Кирилл Слука, по молодости лет никогда не воевавший "за речкой", но написавший несколько песен об афганской войне и виртуозно игравший на гитаре. Игорь предложил Кириллу принять участие в фестивале афганской и солдатской песни, который, по традиции, ежегодно проводится 15 февраля в Башкирии, в городе Стерлитамак. Когда на следующий день мы достаточно уже отошли от самогонной "свежатины", Серега Шавров, ни разу до этого не бывавший в Минске, заторопился на прогулку - город посмотреть, да и себя показать. После осмотра достопримечательностей, проводив Игоря домой к сестре, гулять ему быстро надоело, и уже вдвоем мы решили продолжить знакомство с вечерним и ночным Минском.
– А девочки здесь ничего, красивые,- мечтательно протянул Шавров,давай с кем-нибудь познакомимся.
– Давай. После лошадиных физиономий немецких фройляйн я чувствую себя словно правоверный в райском саду, где полным-полно гурий.
– А у тебя подруги-немки были?
– вдруг спросил Серега.
– Серый, я, кажется, уже заметил, что не имею склонности к скотоложеству. Американка, впрочем, была и одно время даже ходила в невестах. Но, видишь ли, я ко двору не пришелся. Дядя у нее - сенатор от штата Техас.
– Ладно, с твоим гнилым Западом все и так ясно. Смотри вон лучше симпатичная блондинка, да и вообще их тут как-то очень много!
– Наверное, перекисью красятся. Но "котик" и вправду ничего...
Мы вошли в городской парк. Странное дело - обитатели сумеречных аллей и парковых скамеек при нашем приближении сигали в близлежащие кусты, словно зайцы. С чего бы это вдруг? Так ни с кем как следует и не познакомившись, мы притопали обратно на квартиру к Раиске. Узрев в дверном проеме наши "постные" физиономии, аккурат с монастырской обедни, Игорь покатился со смеху и тут же выдал экспромт: "Хулиган - забейся в щель, мы выходим на панель!" Я оглянулся на висевшее в коридоре большое зеркало. Оба коротко стриженные, в темных двубортных костюмах и в длинных плащах, явно не производства швейной фабрики "Большевичка". У обоих из карманов торчат "мобильники". Оба в дорогих солнцезащитных очках "Карерра" (это ночью-то). У Шаврова под пиджаком просматривается наплечная кобура, а к поясу еще и наручники пристегнуты. Мы, похоже, здорово, а главное совершенно бесплатно поработали за местные органы охраны правопорядка, повыгоняв из городского парка всю наркоту и "ночных бабочек".
– Знаешь, на кого ты похож?
– спросил я Шаврова.
– Ну?
– насторожился Серега.
– На минского "чикатило"!
– Пошел ты...
Через день Зуев отвез нас к поезду, и мы, одолжив у проводницы стаканы, дружной и шумной ватагой взяли направление на Москву.
В столице на этот раз ввиду краткосрочности пребывания я не стал докучать дяде Вове Пластуну квартирным вопросом, а "бросил кости" у Игоря.. На следующий день мы с Серегой подъехали к авиакассам на Петровке и взяли билеты. А еще через день уже сидели втроем в аэропорту "Домодедово", потягивая "грузинский" коньяк и ожидая объявления на посадку, которое уже довольно сильно запаздывало.