Век-волкодав
Шрифт:
Куда ни кинь, всюду плохо выходит. Пытаясь выбить клином клин, девушка прикинула, что уже завтра придется возвращаться в отдел, где ее ждут — не дождутся письма про Вечный двигатель и Пролетарскую Машину времени, а заодно и орлы-комсомольцы, взявшие за привычку хихикать в спину «старухи». Не к месту вспомнился белый офицер товарищ Тулак. В прошлую встречу, выслушав про невеселые дела в Техсекторе, Семен мягко намекнул, что мир велик и за стенами Главной Крепости не заканчивается. На польской границе есть верное «окно», во Франции же устроиться не так ли трудно, если знаешь язык и работы не боишься.
Кавалерист-девица намека не поняла, а вот теперь крепко задумалась. Не о буржуйской Франции, конечно, нечего ей, члену РКП(б) с 1919 года, там делать. Но и на Волге, оттуда она родом, люди живут. Можно сдать экзамены за последний класс гимназии («десятилетки», если по-нынешнему), потом, подучившись, поступить на рабфак. Когда-то гимназистка Оленька Зотова мечтала окончить восьмой, педагогический, класс, чтобы стать народной учительницей. Разве плохо? Или стране учителя больше не нужны? Все лучше, чем дурацкие бумажки перебирать!..
А еще можно поступить на исторический, к строгому профессору Белину. И в экспедицию съездить, на розовые камни Шушмора вновь поглядеть. А еще лучше куда-нибудь подальше, например, на Землю Санникова, про которую Пантёлкин рассказывал. Уговорить Родиона Геннадьевича — да и махнуть вместе. Вдруг на этой земле его дхары живут?
— Гражданка! Стойте, гражданка!..
Ольга без всякой охоты обернулась. Ларек слева, ларек справа, выход — каменные ворота в облупившейся краске — совсем рядом.
…Двое — один ошую, одесную другой. Полушубки одинаковые, короткие, словно обрезанные, и шапки одинаковые, и кожаные ремни. У того, что слева — рука в правом кармане.
— Гражданка!..
Зотова послушно остановилась. Тот, у которого рука в кармане, уже совсем близко. Спешит, свежий снег валенками загребая. Ну, беги, беги…
— Ай, черт!..
Промахнулась, но не слишком — целила портфелем в нос, в подбородок попала. Добавила подошвой ботинка в колено…
Н-на!
— Стой! Стреляю!..
Бывший замкомэск вновь не стала спорить. До ближайшего ларька она уже добежала.
— Стою!
За спиной — холодные доски, в левой руке, к поясу поближе — портфель, замок уже расстегнут. Двое в полушубках рядом. Один оружие достал, второй не успел, колено ушибленное гладит.
— Так чего, граждане? Стреляем — или как?
В правой руке — тяжелый брусок, бечевкой обвязанный. Сквозь порванную бумагу что-то черное бок свой кажет.
— Взрывчатки здесь — фунт целый, на всех хватит. Разнесет — год собирать будут. Ну, чего стали? Оружие бросить, руки поднять!..
Оружие бросать не стали, но и с места не сдвинулись, заслушались, видать. Зотовой и самой понравилось. Давненько по душам говорить не приходилось! И горло отпустило, чисто голос звучит, по всем рынке, поди, слышно.
— Мы из ОГПУ! — не слишком уверенно проговорил ушибленный.
Замкомэск оскалилась:
— Из хре-не-у. Вы чего, в форме? Или мандат предъявили? Дернетесь — и вас в небесной канцелярии устав наизусть учить заставят до самого Страшного Пролетарского суда… Ни с места, я сказала!..
Для пущей верности Ольга шагнула вперед, качнув бруском в воздухе. Тот, что был слева, отшатнулся.
— Гражданка! Вы своим поведением усугубляете…
Не договорил, на брусок взглянул. Второй все еще колено гладил, похоже, попала удачно, в нужную точку. Кавалерист-девица, решив ковать железо, пока горячо, поудобнее перехватила замотанный в газету предмет. Кидать надо в левого, потом — сразу вперед, к дорожке…
— Что здесь происходит? Немедленно прекратить!..
Эх, не успела! Еще двое — высокий и плечистый в таком же полушубке и пониже, в темном пальто, со стеклышкам на носу. Очки? Нет, пенсне, словно у меньшевика с плаката.
— Гражданка, вы бы мыло спрятали.
Тот, что повыше, понимающе усмехнулся, не иначе, тоже оценил. Лицо внезапно показалось Ольге знакомым — то ли в Главной Крепости встречались, то ли во Внутренней тюрьме на Лубянке. Красивый парень, видный, не то, что этот, в пенсне.
Мыло, дегтярное, с березовой чагой, для бани незаменимое, прятать все же не стала, просто руку опустила. Гражданка Красноштанова хотела подарок сделать, но Зотова, характер проявив, расплатилась согласно прейскуранту.
Знакомый парень между тем что-то шептал на ухо другому, который в пенсне. «Меньшевик», дослушав, поморщился и посмотрел на горе-агентов, что уже успели отступить к самой дорожке:
— А ну, пошли вон!
Те и пошли, причем весьма резво, несмотря на то, что ушибленному пришлось даже не хромать, а подпрыгивать на одной ноге. Скромное дегтярное мыло и вправду оказалось вещью, совершенно незаменимой.
«Меньшевик» бросил кислый взгляд на отступающее воинство, затем, резко повернувшись, блеснул стеклышками:
— Зотова, значит? Это какая Зотова? У которой дочка генерала Деникина проживает?
Не проговорил — прокаркал. Голос резкий, непривычный — и недобрый, с таким только расстрельным взводом командовать.
Стало ясно: Ольгу узнали. Сообразила девушка и насчет голоса. Акцент у товарища, почти такой же, как у Генсека Сталина, даже еще заметнее. «Меньшевик» между тем продолжал разглядывать сквозь пенсне скромную личность бывшего замкомоэска. Вид у него при этом был, словно после съеденного пайкового лимона.